изм. от 30.04.2010 г
Я родился в 1464 году на паперти одного из многочисленных храмов, которые обычно люди любят возводить во имя божие и только для того, чтобы их потом разрушить и снова возводить. Как зовут моего отца я честно говоря не помню, а вот как зовут мать помню очень хорошо - Анна. Согласно моей официальной биографии она очень долго не могла зачать и отец делает все, чтобы выпросить у бога ребеночка. Водит жену на богомолье, по святым местам и так далее. И бог наконец смиряется с его настырностью и дарит моей маме столь желанный плод. И вот будучи уже шести лет отроду я был отдан на обучение сапожных дел мастеру. И работаю честно и усердно до тех пор, пока к хозяину не приходит один знатный господин и просит сшить ему сапоги, что не износятся несколько лет. –Это наша работа, батюшка, - ответил хозяин, - шить такие сапоги. Я же хитро щурюсь. И как только заказчик скрывается за дверью, на вопрос хозяина: - Что за идиотская улыбка у тебя на роже?! - отвечаю, что этот человек не придет за заказом, что сапоги ему не понадобятся. – Почему? – спрашивает хозяин.
– Он умрет через пару дней.
Хозяин конечно только усмехается на мою эту реплику. И это так понятно, мало ли что там мелет какой-то мальчишка. Но в назначенный день этот человек действительно не приходит за заказом. И это так странно, верно? Не придет он и через неделю и через две. И вот заподозрив неладное, хозяин уже наводит справки и выясняется, что этот знатный господин действительно скоропостижно умер и не от насилия а от сердечного приступа, пришел домой, лег спать и не проснулся. И вот не найдя другого объяснения как дьявольский происк, он уже вышвыривает меня на улицу и с шумом захлопывает ставни своего подворья. И вот меня уже кличут злым языком, чураются как волка, не говоря уже о том, чтобы взять на работу, ведь от того, что там непонятно лучше поберечься. Верно? И вот уже четырнадцати лет отроду я шатаюсь как бомж, без определенного дела и места жительства, ночую где придется. Родители говорят, что я повредился умом, что мой странный лепет не сопоставим с психическим здоровьем. Меня уже не возможно не заметить на городском рынке, где демонстрирую свою не адекватность я опрокидываю корзину одной тетки, которая только что купила калачи у одного кондитера. И получив мощную оплеуху с криком и верещанием разбрасываю по земле все калачи этого калачника. Вокруг мгновенно собирается народ, меня хватают и надавав по роже требуют ответа. Я же брызгая слюной кричу что эти калачи есть нельзя, что они отрава! И вот калачник выкатив на меня булыжники своих глаз уже сознается, что в муку подмешивает известь, и народ еще больше настораживается в мою сторону.
Смиренно терплю я побои и унижения, при этом кажется, что я просто вынуждаю людей бить меня, швырять в меня каменья, грязью и нечистотами . Это даже превращается в особый сорт игры, правила который всем окружающим меня людям так понятны. И вот я уже в очередной раз лежу окровавленный на земле, бормоча: - Господи не поставь им греха сего, грех на мне на мне на мне… единственном. И не одна живая душа не поможет мне подняться. И это правильно, ведь я же сам ввел людей в соблазн и мятеж.
И вот словно в замедленной съемке, вы уже не можете не видеть как потешается базарный народ над моими ужимками и соплями, вечно волочащимися по земле. Тычут пальцами словно современные зрители перед вольером с обезьянами и пересказывают друг дружке, что вычудил этот дуралей и на этот раз. Что некий отрачище, слуга одного знатного господина, красавец и щеголь, ну вы его знаете, решил угостить меня финиками. А вокруг уже собрался народ. Я же в своей дурной манере прилюдно задираю его словами:
- Иди лучше на ложе своего господина и твори с ним содомский грех, и вдасть он тебе другие финики! Ха-ха!
В ответ конечно удар в морду, хватает оглобли и дубасит меня что есть мочи. А народ потешается от души. Другой раз подкупленные мужиками проститутки пытаются прилюдно соблазнить меня. Я же начиная плевать часто и портом нос свой затыкая, кричу, что у них под юбками живет смрадный черт. И народ опять в покатушку.
И вот я уже бреду по улицам Москвы и останавливаюсь у тех домов, где живут благоверные богопослушные христиане, собераше каменья и в окна этих домов меташа и бияша и велик звук творяша. И напротив, проходя мимо домов, где пьют, гуляют и блудный грех творяша, я останавливаюсь и кланяюсь. И со слезами на глазах целую углы этих домов. Когда же народ спрашивает меня – зачем дурак творишь эдакое? – я стоя по колено в слезах отвечаю: - А разве вы не видите? Ведь вокруг праведных домов беснуются сонны бесов, но проникнуть внутрь не могут! В них то я и швыряю своими каменьями! Вокруг же блудных домов, внутри которых беснуются черти, стоят изгнанные из них ангелы и рыдают в тысячи ручьев от своего бессилия, их то я и утешаю на своем птичье-лягушачьем языке.
В другой раз, прямо на глазах потрясенных богомольцев, я разобью камнем образ божьей матери, который издревле считается чудотворным, ну вы знаете. Но после того как меня в очередной раз избили в кровь, утирая разбитую харю, сплевывая остатки зубов, я говорю: - На доске под святым изображением плясали черти, разве вы не видите!? И строили всем вам мерзкие рожи, вы крестились глядя на эти мерзкие рожи, а они плевали вам в лица!
И вот я, абсолютно голый, идущий прямо по дорогам Москвы босыми ногами по льду и снегу, и один вельможа, проезжающий мимо на санях, преклоняясь перед моим, как ему кажется религиозным подвигом, велит остановиться, и на глазах всевидящей толпы, упрашивает меня принять в дар лисью шубу. Я конечно же принимаю от него эту крытую алым сукном шубу. И несколько мужиков уже зарятся на нее, и разве может быть иначе? Им же эта шубейка гораздо нужнее чем дураку. И вот один из них уже ложится на дороге, притворяется мертвым, и когда я приближаюсь остальные двоя начинают слезно умолять меня подать на похороны.
- Истинно ли мертв криврет ваш? – спрашиваю я.
- Истинно мертв батюшка! – отвечают мужики. – Только что, вот только что преставился.
А толпа зевак уже собирается вокруг. А меня хлебом не корми, дай поиграть во вселенское сострадание. Слезы уже текут из моих глаз по синим от мороза щекам и падают на дорогу, прямо на лету замерзающими стеклянными шариками со звоном разбиваются в такт вальсирующим вокруг меня снежинкам. И вот уже толпа замирает вокруг нас в ожидании. И всех их мучает конечно же один вопрос - неужели я действительно на столько дурак, что отдам этим наглецам свой подарок. И вот я уже стягиваю со своих малюсеньких плеч дорогую шубу и накрываю ей мнимого покойника, приговаривая с дрожью в голосе:
- Ну что ж, буде отныне мертв во веки!
После чего, поклонившись мужикам и осенив труп крестом, иду дальше совершенно голый. И вот, будьте внимательны, как вы можете видеть, проходит 10 секунд, 15, 20 и вот он этот пронзительный крик ужаса! Хотите верте, хотите нет, но отбросив шубейку со своего друга, мужики а вместе с ними и вся оцепеневшая в мгновение ока толпа, видит, что мужик и правда преставился. И какие мысли, как вы думаете, рождаются в головах людей глядучих в след моей, синей от мороза фигурке?
Я тот кто пьет грязную воду из лужи, трижды осенив ее крестом, и кто ...душу свободну имея ...яко ангел, пребывая беяше бесплотен изравняв угли в пещи горящей, влезе в пещ и ляже на огни яко как одре...Кто зимой бродит совершенно голый, правда с руками и грешным органом, замотанным тряпьем. И по утрам видя следы моих босых ступней, ...дивляхуся твердости моего духа... Hy, пo кpайнeй меpе, тaкие легенды хoдят oбo мне повсюду. И чегo тoлькo люди не напридумывают, веpнo?
И вот во время какого-то праздника, приходит в Успенский собор послушать литургию сам Иван Грозный. И здесь как говорится – шапки долой. Но мысли его, как вы видите, далеко... Он размышляет о новом царском дворе, что строится на Воробьевых горах, а я тут как тут, бысть и стою рядышком. И вдруг как заверещу что есть мочи, что негоже мол в церкви телом стояти, а умом всюду мятатися. Истинное моление, - ежели в церкви телесно предстояти а умом к Богу возводитися! А ты, батюшка, что себе позволяешь? А?! Говорят у царя просто ноги подкосились, так поразило его мое бесстрашие. А что это за фигура, вы и сами знаете. Никто не смел обсуждать его поступки, его решения вне определений! Он сам аки Бог, вне характеристик и правил. И вот они, два великих персонажа – царь-юрод и юрод во христе - стоящие по обеим сторонам социальной иерархии. Все и ничто, в одном потрясающем по драматургии сплаве. Итак, дорогие мои, тем из вас, кто знает про чудовищную игривость Грозного царя, и про то, что она ассоциируется прежде всего со стереотипами тирана и колдуна, продавшего душу дьяволу, скорее всего, известно и то, что он жил в трижды вывернутом мире. Играл на самом острие парадокса, и его игры всегда украшала смерть-матушка!
И вот как гласят легенды, я приглашен к нему на пир. Царь милостиво посылает мне чашу с вином. Я же швырк ее в окно и сижу, хлопая глазами. Все гости естественно замирают в оцепенении. Царь снова посылает мне чашу. А я снова швырк ее в окно. После третьего раза царь вознегодовывает: - Призираешь мое угощение, юрод?!
- Да что ты батюшка, не скорби на это,. А скорби на ужасный пожар в Великом Новгороде!
- Пожар? Какой пожар?
И не веря ушам своим, цар посылает уже гонца в Новгород, и оказывается что Великий Новгород действительно только что горел красным пламенем. И знать об этом я ну никак не мог. И вот царь признает уже во мне дар ясновидца и сажая на свой трон, спрашивает, что я о нем думаю?
И вот сидя на троне я говорю ему, что он пожиратель христианского мяса и самый, что не наесть кровопийца, и я клянусь данной мне властью, что будет он протаранен молнией от макушки до ж… промежности, если хоть один волос упадет с головы жителя осажденного Пскова, что ангел божий хранит Псков для лучшей участи а не на разграбление, и что царь должен уйти из града к чертям собачьим, прежде чем гнев божий раскромсает его бедную голову! И в этот момент шальной ветер со звоном разбивает окна в тронном зале. И содрогнувшись от этого знамения, ведь об Пскове не знали даже самые приближенные, грозный царь уже преклоняет предо мной свои колена и просит молить бога о прощении ему коварных замыслов.
Итак, дамы и господа, я тот, для кого самой питательной средой является опасно-провокационная близость греха. И я, как свинюшка грязь, везде выискиваю его, этот чертов грех, чтобы продемонстрировать, и прежде всего себе самому, свое виртуальное умение ему, то есть греху, не поддаться! И вот в свои 60 я даже не открываю рта - ни для объяснения своих странных поступков, ни для самозащиты...
Всю ночь шел снег. И вот он я, как обычно бреду по улице ниоткуда в никуда. Никому не родной и никому не ведомый. Каждый божий день одевая на себя маску безумия иду на людное место и одинаково шалую как в кабаке, так и в монастыре, как в царских палатах, так и на рыночной площади, чтобы люди ...видети якоже я чюден, и исполняю позорище. И вот я уже на столько стар, что моя публика, давая волю рукам, только делает вид, что бьет и пхает меня. То есть обращается со мной боясь ненароком зашибить, как бы подыгрывая мне в моей страшной игре. А на самом деле любя и даже побаиваясь, что завтра уже не встретят меня на улицах Москвы. И вот вы идете по улицам и не вольно ищите взглядом этого горемыку. А его уже нигде нет. И вы невольно задумываетесь – неужели помер?
И так, я умру в возрасте 88 лет, уйдя в укромное место, подальше от людских глаз. И только спустя много месяцев, найдя мое маленькое, превращенное в сосульку тельце, народ предаст его земле. Сам Иоанн Грозный с сыновьями будет нести мой гроб... И всем конечно же кажется, что это моя очередная провокация, что я сейчас вскочу из гроба и заверещу своим безумным ором: – Негоже мол телом в церкви стояти, а умом всюду мятатися!
Со временем Троицкий Храм вместе с собором Покрова, что на рву, начнутся именоваться в народе моим именем. И у моей могилы, как могут рассказать вам многочисленные прихожане, по сей день происходят странные вещи. Больные излечиваются, слепые прозревают.
Самый знаменитый русский юродивый, тот кто в 1547 предсказал пожар Москвы и молитвой угасил пожар в Новгороде, предотвратил разграбление Пскова, кто не боялся говорить на равных с самим Иваном Грозным. Кто ни в коем случае не еретик или религиозный реформатор, ибо никогда и никого не призывал следовать за собой и не дай бог сбиваться в стаи. Кто с пресловутой здравой точки зрения обыкновенный дурачок, ходивший и зиму и лето в чем мать родила. Кто в старости в основном молчал, а если и молыл, то слово его было тихо яко писк мышонка. Кто плакать зело любил. И чьи глаза говорили красноречивее любого слова…
Итак, дамы и господа. Сегодня я один из самых взрывоопасных персонажей в человеческой культуре. Убогий дурачок и трагический притворщик. Святой похабник во Христе, чье кредо - притворная демонстрация безумия и всякого рода безнравственностей, с одной единственной целью, вызвать агрессивные поношения от людей, биения и пъхания. Можно было бы все это списать на болезнь, если бы не многочисленные исторические факты, свидетельствующие о высочайшем интеллекте и глубочайшей образованности русских юродивых...
Каждый из вас, конечно, в праве спросить, что собственно полезного можно извлечь из этой жизни, которую, как все мы понимаем, и жизнью-то назвать можно только с большой натяжкой? Стопроцентный урод. Хотя с маленькой оговоркой - во Христе. Ни мышонок ни лягушка, ни не ведома зверушка. Что душу свободную имея, яко ангел пляше на огни яко бесплотно. И для которой свора разъярённых псов всего лишь сонм нуждающихся в сострадании голодных и жадных до крови демонов.
Нет, конечно, ничего полезного с точки зрения обычных людей из этой жизни, как вы понимаете, извлечь нельзя. И по большому счету всю свою жизнь только и делал, что раздражал всех своим видом и выходками. И если скрутить меня сейчас, и подвесив на жердях, спросить с гневом в голосе: - Зачем жить мешаешь, зачем заставляешь себя бить? Зачем сам не уйдешь в чащу, где тебя и сожрут дикие звери?, - я скорее всего и сам не отвечу. И тем самым еще больше раздражать и злить, побуждать к биению...
И только по прошествии многих и многих лет, а может и веков, внезапно раскрыв мое житие и вспомнив эти жалкие и так похожие на собачьи глаза, кто-то, возможно, и вспыхнет ночным озарением, что найти ответы на все вопросы можно только сотворив священную тишину внутри своего сердца. И вырвет из розетки шнур радиоприемника и телевизора и разобьет компьютер о голову бедного Билла Гейса. И выкинет все книги и никогда не будет читать газет. Уедет в деревню и замажет глаза и уши глиной, и выстроит в этом уединении чистый и как бы красивый мир.
И затем взбив свой мозг словно миксером в пену самых изощренных мировоззренческих идей, и выстроив защитную стену до небес из кирпичей самых надежных и самых чистых мыслей, в определенный момент, опять же в ночном озарении, снова расшибет свою голову о пуховую подушку парадокса, внезапно осознавая, что хаос жизни по закону маятника снова врывается в его жизнь и все снова разбито вдребезги. Перетасовано и трижды вывернуто наизнанку. И черное, как бы это не казалось странным, снова превращено в белое. А белое в черное. И правда, которая была некогда так красива, снова превращена в ложь, а ложь в правду. И что все сотворенное нами добро на самом деле зло, а сотворенное нами зло на самом деле добро, трам-тарарам. И что подлинное прибежище только в одном - в тишине, внутри наших сердец...
Итак, дорогие мои, вот оно - самое сердце России, что до сих пор, и благодаря только чуду продолжает биться в ее груди - так называемый Храм Уроду во Христе!, что уже встает в вашем воображении... Святая святых и та самая точка отсчета, в которой пересекаются все самые важные линии и глубинные основы нашего, такого загадочного и тотально честного русского характера, самый большой секрет нашей непостижимой силы и живучести! И это действительно загадка, как в самом центре России оказался этот грандиозный памятник - не революционеру, не полководцу, не ученому и не политику, и даже не поэту, но святому похабнику, и юроду во Христе!
И у всех у вас, конечно же, есть свои версии на все эти счета...
по материалам Фрэнки-шоу
|
