о музыке
на самую первую страницу Главная Карта сайта Археология Руси Древнерусский язык Мифология сказок
Разделы:
   Машина времени
   DDT
   Михаил Булгаков
   Джим Моррисон
   Сергей Есенин

ИНТЕРНЕТ:

    Проектирование



КОНТАКТЫ:
послать SMS на сотовый,
через любую почтовую программу   
написать письмо 
визитка, доступная на всех просторах интернета, включая  WAP-протокол: 
http://wap.copi.ru/6667 Internet-визитка
®
рекомендуется в браузере включить JavaScript


РЕКЛАМА:



Александр Новиков

тексты некоторых песен

      

Извозчик

Эй, налей-ка милый, чтобы сняло блажь,
Чтобы дух схватило, да скрутило аж.
Да налей вторую, чтоб валило с ног,
Нынче я пирую – отзвенел звонок.
Нынче я гуляю, мне не нужен счет.
Мне вчера хозяин выписал расчет.
Я у этой стойки не был столько лет,
Не к больничной койке был прикован, нет!

Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо!
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда-то до упаду.

Парень я не хилый и ко мне не лезь.
Слава Богу, силы и деньжонки есть.
От лихой удачи я не уходил –
Был бы друг, а значит он бы подтвердил.
Выплеснуть бы в харю этому жиду,
Что в коньяк мешает разную бурду.
Был бы друг Карпуха – он бы точно смог,
Да нынче, бляха-муха, он мотает срок.

Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо!
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда-то до упаду.

Ах, что это за сервис, если нету баб?
Мне с утра хотелось, да нынче вот ослаб.
Но чтоб с какой-то лярвой я время проводил –
Был бы кореш старый, он бы подтвердил.
Дам тебе я трешку, или четвертак –
Все равно, матрешка, будет все не так.
Так пусть тебя мочалит жалкий фраерок.
Нынче я в печали – друг мотает срок.

Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо!
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда-то до упаду.








Гостиничная история

Я прилетел сюда зачем-то на ночь глядя
И смертным боем бьюсь в гостиничную дверь,
Но как повымерли за стойкой эти... тети,
Конечно, дрыхнут, и куда же я теперь?
Я бьюсь сильней, но это слабо помогает.
Скажите, граждане, куда же я попал?
Я поражен: с меня никто не вымогает,
А я бы дал, клянусь здоровьем, я бы дал!
Я здесь стою один, как тень на полустанке.
Закутанный в халат, на лавке спит узбек.
Эй, кто-нибудь, прошу, откликнитесь, гражданки,
Последний раз прошу, пустите на ночлег!
Откройте дверь, я очумел от перелетов,
Во всех портах обледененье полосы.
Вы что, обляденели, эй вы, кто там?
Давно за полночь пробили часы!
Закрыто крепко все на крючья и засовы.
Я начинаю стоя сладко засыпать.
Последний шанс иссяк, остались только вдовы
– Они меня поймут, но где их раскопать?
Я чем-то стал похож на волка-одиночку,
Болит, как раньше с перепою, голова.
Я мог бы подарить вдове такую ночку,
Ну, где же ты, моя веселая вдова?!
По улице иду, заглядываю в окна,
Вдруг женский голос тихо просит закурить.
Я всем своим нутром, до самых пяток екнул
И с перепугу сердце вдруг начало шалить.
Косметикой в меня пахнуло дуновенье,
Как свежий ветер в растворенное окно.
Уж если есть на свете чудное мгновенье,
Я сразу понял: это именно оно!
Пока свечой горела спичка, мы молчали.
Когда ж ее огонь беспомощно погас,
Я ей сказал, что в ней души уже не чаю
И эта ночь, увы, свела навеки нас!
Она мне отвечала что-то в том же стиле
И прошептала тихо, сев на чемодан:
“В гостиницу меня сегодня не пустили.
И вот теперь согласна хоть куда!”
Я прикусил язык совместно с сигаретой
И тоже, сев на свой раздувшийся портфель,
Доверчиво вещал: “Скажу вам по секрету,
Я пять минут назад стучался в ту же дверь!”
Мы хохотали заразительно и звонко
И подавали нежелательный пример.
Она была вполне приличная девчонка,
А я еще вполне приличный кавалер.
Кварталы и дворы стихали и пустели.
И город вскоре, обессилевший, затих.
Как не хватало нам всего одной постели,
Всего одной, но только на двоих!

Помнишь, девочка...

Помнишь, девочка, гуляли мы в саду,
Я бессовестно нарвал букет из роз?
Дай Бог памяти, в каком это году
Я не чувствовал ладонями заноз?
Надрывались от погони сторожа,
И собаки не жалели в беге сил.
Я бежал, твоим букетом дорожа,
И, запутавшись, в заборах колесил.
Кровь хлестала из разодранной щеки,
А рубаха развалилась пополам.
Оставались чудом целы лепестки,
А штаны ползли бессовестно по швам.
Ты сидела на скамейке далеко
И считала в мыслях медленно до ста,
Я ж заборы перемахивал легко
И версту сменяла новая верста.
Убежал я. И собак перехитрил,
Завершая полуночный марафон.
А потом опять бежал что было сил
За тобой по темной улице вдогон.
Хохотали до упаду фонари.
Я в окно твое погасшее глазел.
Комары в меня вонзали волдыри,
А букет в руках беспомощно редел.
Мы столкнулись – видно, есть на свете Бог –
И шарахнулись как серые коты.
Помнишь, девочка, я веник приволок?
Это были твои первые цветы.
Я неважный вид имел как кавалер,
И язык во рту ворочался немой.
Надрывался в упоенье каждый нерв,
Но пора уже, пора было домой.
Но домой мы не добрались – вот беда,
Дружно рваную рубаху обвиня...
Затуманила рассудок резеда,
И букет ей вторил, запахом пьяня.
А потом качалась ночь на каблуках
И кувшинки глупо путались в пруду...
Помнишь, девочка, занозы на руках?
Дай Бог памяти, в каком это году?..
Вы уезжаете...

Мы с Вами встретимся теперь уже случайно.
Вы уезжаете, счастливого пути...
Вас тепловоз помчит в ночи отчаянно,
А я один останусь позади.
Вы уезжаете так быстро и так медленно,
Смешно, наверное, смотреть со стороны.
Вы так милы, и мысли Ваши ветрены,
И Ваши дни событьями полны.
Вы уезжаете, слова уже все сказаны,
Что впереди, решили Вы давно.
Мы обменяемся двумя пустыми фразами,
Вы для приличия помашете в окно.
Вы уезжаете, как жаль, что уезжаете –
Вас дома ждет семейное житье.
Вы мне писать и помнить обещаете –
Спасибо Вам за милое вранье.
Вы уезжаете, и Ваши сновидения
В летящем поезде – как в озере вода.
Вы уезжаете и все мои волнения
Увозите с собою навсегда.
Вы уезжаете под мерное стучание,
А я шагаю следом взять билет...
Мы с Вами встретимся. Теперь уже случайно.
Туда, где Вы, билетов в кассе нет...

По улице жмуром несут Абрама

По улице жмуром несут Абрама,
В тоске идет за ящиком семья,
Вдова кричит сильней, чем пилорама,
И нет при нем ни денег, ни “рыжья”.
Тоскливо покидая синагогу,
Завернутый в большую простыню,
Абрам лежит в сатин на босу ногу,
Руками налегая на мотню.
Его котлы уже примерил шурин
И стрелки переводит втихаря,
А на людях божится, что в натуре
Не видел красивей богатыря.
Уже с утра в духах утюжат лепень,
Который был покойному пошит...
Евонный брат в Москве имеет степень,
Но не имеет надлежащий вид.
Пока процессия шагает,
На хате делится шмотье
И душу лабухи вынают,
И пьет халяву шнаранье.
На третий гвоздь, пока вдова рыдала
И швыркала заморский кокаин,
Назрела предпосылка для скандала -
Покойный подал голос из руин.
Состроилась как есть немая сцена,
Со страху Хаим челюсть проглотил,
Сподобился лицом в олигофрена
И мочевой пузырь ослобонил.
В момент исчезло множество скорбящих,
Вдове вдруг стало сразу не смешно.
Она кричала: “Господа, забейте ящик,
За все уже уплачено давно!”
И сразу на совковые лопаты
Возник всеобщий спрос и дефицит
. Кидали землю, будто три зарплаты
За этот труд на каждого висит.
Идут шикарные поминки.
Родные мечут колбасу.
Покойный ежится в простынке
Перед дверями в Страшный Суд.

Вано, послушай!

Вано, послушай, очень плохо слышно!
Зачем так долго трубка не бралась?
Ты выслушай меня, скажу как вышло,
Пока совсем не разорвался связь.
Нет, я не выпил, даже начал трезветь.
Я так скажу, ты не перебивай:
Начальник рынка надо сразу резать -
Совсем нет совесть, сколько ни давай.
Вагон, который вы сюда послали,
Я весь продал, еще послевчера.
На рынке места мне не продавали,
Но я продал из заднего двора.
Скажи, кто посылал товар такой неспелый?
На мне смеялись все как на воре!
Ты разузнай, Вано, кто это делал,
Приеду – утоплю его в Куре.
Пускай скорей сюда приедет Гоги
Да заберет скорее чемодан:
Я с ним хожу – совсем не держат ноги.
Что в нем лежит, надеюсь, понял, да?
Пусть шлет Зураб гвоздику полвагона,
Соседей обижать, ты знаешь, грех.
Вано, здесь город больше миллиона –
Поэтому хватило не на всех.
Сам приезжай, хотя бы ненадолго.
Ты слышишь, по секрету передать,
Я подыскал тебе машину – черный “Волга”,
Недорого – всего за двадцать пять...
Пришли на праздник мне вина и чачи –
От местного мне рвота и понос.
Кавказского вина пришли, иначе
От этого у всех краснеет нос.
Как наши футболисты, как там Гиви?
Забил с пенальти?! Очень сильно рад!
А здесь, Вано, встречаются такие –
Болеют смело, вслух за “Арарат”.
Скажи Ревазу, пусть не куролесит,
Не говорит в суде обидные слова.
Я слышал, могут дать за это десять –
Добавьте восемь, чтобы дали два.
Скажи жене, пусть, бедная, не плачет:
Я к женщинам почти не пристаю.
Последний, вот, закончился пятначик.
Приедь, Вано, я сильно устаю...

Развязать бы мой язык

Развязать бы мой язык,
Да завяжут руки.
Думал, в голос – вышло в крик
Под стальные звуки.
Думал, нет, не для меня
Каменные стены.
Думал, быстрого коня –
Конь обыкновенный.

У ворот пустых Троян
Адская находка...
Думал, ветром буду пьян,
Оказалось – водкой.

И, пропившись в пух и прах,
Лихо расплатился
Самой лучшей из рубах –
Той, что я родился.
Не считал потом рубцов,
Да хватал их грудью.
Свечку жег от двух концов -
Думал, ярче будет.
Думал, нет, не до седин
Тянутся потери.
Думал – люди, верил им.
Оказалось – звери.
Думал, в плач, а вышло в смех –
От испуга, верно.
Думал, к плахе после всех –
Оказался первым.
Наплевать на ком теперь
Ты, моя рубаха.
В самой горькой из потерь –
Лишь минута страха.
Из груди унылый стон
От смертельной скуки.
Думал, явь, а вышло – сон...
Вот такие штуки.

Кляузник-сосед

Куда девался кляузник-сосед?
Жить без него берет меня кручина –
Ведь на меня давно управы нет.
Такая вот для кляузы причина.
Куда девался кляузник-сосед?
Он так писал красиво и с отвагой!
И в нашем жэке общий туалет
Всегда располагал его бумагой.
Я по незнанью вслух читал стихи
И тяжело ему поранил душу.
Но он из них не понял ни строки
И только зря натер о стену уши.
Куда девался кляузник-сосед?
Он весь наш быт знал точно и подробно,
Он даже знал, что вату за корсет
Кладет соседка Клавдия Петровна.
И уж откуда выудил он весть,
Что два соседа балуют фарцовкой
И не совсем приличную болезнь
Лечили незаконно марганцовкой?!
Куда девался кляузник-сосед?
Ведь без него забудут в нашем жэке.
А ведь у нас таких законов нет,
Ну, чтоб совсем забыть о человеке.
Он был к порядку рвеньем обуян,
И правота его неоспорима –
Когда наш дворик падал в стельку пьян,
Он говорил: “Не проходите мимо!”
“Соседи снизу едут на курорт...
А те, что сверху, выражались грубо...
За стенкой слева сделают аборт...
А тем, что справа будут дергать зубы!..”
Куда ж девался ты, ядрена мать?!
Мы ждем тебя по пятницам и средам.
Мы друг о друге стали мало знать,
Скорее подыщите нам соседа!

О козле и экстрасенсах

Жил у бабушки козлик неброский.
Был облезлый, хромал и болел.
Не взгляни на него Кашпировский –
Безусловно, давно б околел!
Но взглянул на него он из теле-,
Лишь глаза к переносице свел,
Как почувствовал жжение в теле
И подернулся шерстью козел.
Поглядел дядя Толя суровей,
Меж зрачками сверкнула дуга.
И сейчас же с приливом здоровья
Укрепились козлячьи рога.
Затвердели козлячьи копыта,
Залоснились от жира бока,
И проблеял козлище сердито:
“А подать мне сюда Чумака!”
И сейчас же, как будто с привязи
Посрывались, не чуя удил,
Полетели флюиды на мази
И поток их козла зарядил.
И без крика, скандала и шума
Улыбнулся светло козелок,
И сказал: “Не мешало бы Джуну...
Собирает пускай узелок”.
Эх, чего же тогда не взбесил их
Беспардонный козлиный нахрап.
Залечили его с полной силой
Безо всяких примочек и трав.
И расставшись с телесною мукой
С их гуманной и легкой руки,
Прогнусавил он следом: “А ну-ка,
Подавай человечьи мозги!”
Святый долг – Гиппократова клятва.
По святой простоте, не со зла
Под мозги человечьи ребята
Зарядили мякину козла.
И запрыгал козел, заторчался,
Поумневший проблеял: “Ура!”
Снес ворота и в люди умчался
Навсегда из родного двора.
С той поры он живет-то что надо!
Мир почуяв мозгой наконец,
Он теперь человечее стадо
Заряжает мозгами овец.
Обучает их разным коленцам
При посредстве заряженных слов...
Обращаюсь ко всем экстрасенсам:
“Никогда не врачуйте козлов!”









Песнь о честном менте

От этой чудной танцовщицы,
Что стоит денег целый куш,
Мог без ума всю ночь тащиться
Видавший виды “Мулен Руж”.
Видавший все на свете Брайтон,
Не шибко падкий до чудес,
Салютовал бы ей “ол-райтом”
И многодолларовым “йес”.
Но это дело было в Сочи,
Что далеко не зарубеж,
Где в ресторане каждый хочет
К ее ногам и даже меж.
Где в кипарисовых аллеях
Макушки щупают Луну
И сатана с вечерним клеем
Наклеит чью-нибудь жену.
И надо ж было так случиться,
Что очутилась она там
Непревзойденной танцовщицей
И в телесах не по годам.
Был стан и нрав ее раскован –
Сравнить бессилен комплимент –
Такой, что даже участковый
Зашелся страстью, хоть и мент.
Ее он в серебро и злато
Мечтал всю доверху одеть,
Но на ментовскую зарплату
Позволить мог одну лишь медь.
Он не имел для встреч квартиры
С медвежьей шкурой на стене
И ненавидел рэкетиров
За это тихо и вдвойне.
Что в этом случае, известно,
Мужчина должен предпринять,
Но он был мент, к тому же честный,
И на мундир не смел пенять.
Он рисовал в себе картины:
Что вдруг маньяк ее “пасет”,
Что вдруг пристанут к ней кретины,
А он увидит – и спасет!
А вдруг она согласна будет
Сейчас же двинуть под венец?..
Она ж – кабацкая! В ОРУДе
Узнают только – и конец!
Прощай участок и карьера,
Зарплата, пенсия и власть!
Подумать, так на кого хера
Такая свадебка сдалась!
А вдруг она на самом деле
Согласна будет – за любовь?
Ой, донесут в Политотделе,
Моментом высосут всю кровь!
Там только ждут. Там только рады.
Там только ищут, кто – кого...
А ножки все-таки что надо.
И остальное – ничего!
И в час, когда цикады пеньем
Чаруют мир, как скрипачи,
Порвался трос его терпенья,
И он настиг ее в ночи.
И он сказал: “Прошу придурком
Меня не счесть. Вот документ.
Хотите стать второю Муркой,
Ловить преступный элемент?”
Она сказала: “Ради Бога,
Мой государственный Амур!
Я с вас возьму не так уж много –
Со скидкой, в общем-то, на МУР...”
И здесь на самом интересном
Я чуть вам братцы не соврал:
Ведь он был – мент. К тому же честный!
И он ее арестовал!