Хранитель Прави

изм. от 20.05.2020 г ()
<< предыдущая

 Гордий ехал, часто оглядываясь. Сначала он видел зеленые купы верб, потом по обе стороны шляха потянулись пшеничные поля. Гордий насвистывал что-то, смотрел на золотисто-рыжую шею коня, покрытую мелким бисером пота, задумался и уже не вертелся в седле. Спитак и его приближенные сарматы ехали рядом с Хранителем. Хранитель велел ему послать верных сарматов к последователям Беребисты, к Карпатским горам, чтобы они напомнили гетам о древнем завете Ария. Что не может быть вражды между родами, в которых течет одна кровь Древнего Ария, есть единая Вера, что негоже Сварожьим внукам друг в друге врагов видеть. Пусть дойдет до их сердца вольного, что зло в грецком злате и вся плесень духовная ползет от их уже дохлого Дыя-Змея. Мы сильнее всех будем, если едина кровь и вера объединит нас, и Матерь Сва, как и в древние времена, будет песню-славу нам петь...

 - Да, а скажи Спитак, как римляне поставили в Пантикапее и в Фанагории свои гарнизоны, делают ли военные рейды по Дан-реке.

 - А вот погоди, дай срок, познают наши мечи острые, наша сарматская тяжелая конница всех сметала! Душу их языческую буду вынать прямо с потрохом! - полушутя-полусерьезно резанул Спитак и тронул коня, переводя его сразу на крупную рысь.

 - А вот прихвостни их, языги шныряют везде волками, мы и ваш ночной стан за их приняли, Хранитель. Римляне дальше Фанагории редко выходят, как-то в устье Дана встретили мы их отряд, тем летом, заставляли зерно за так сдавать. Сгинул тот отряд, мне самому было славно скрестить оружие с прославленными легионерами, но они оказались, как курицы, что-то кудахтали по-своему, я разобрал только, что светлым именем Августа грозили, но кто кричал, я его вместе со щитом нанизал вот на это копье, остальные полегли как травы...

 - Вот что скажу вам браты-сарматы! Я много веков ведаю эллинов, да и ромеев, и вот чему смеюсь. Сколько в них спеси и чванства. Все наши народы, идущие от рода Ария, они зовут скифами. Как вам всем ведомо, Скиф был один из наших пращуров и род их тавров живет в Тавриде, Сурож-кром поставили, эллины величают его Неаполь Скифский, что по ихнему Новый город означает. Но в своей заносчивости всех нас величают скифами да варварами. Но свой лунный культ навязывают всем. Истуканов мраморных на наших берегах понаставили. Зачем нам, родам от Ария, суть Сварога внукам, чья-то мелкая, ущербная религия, которая поощряет рабство... И поэтому заповедь вам даю: не иметь ни одного раба, от этого и душа - подарок Всевышнего - у самого становится рабской; не брать у ромеев и эллинов ни одной монеты, ни золотой, ни медной, мы, Сварожичи, самодостаточны и души Божьи не продаем, зато помним слово честь. Ни глотка вина их не пить, с него тело гнилым становится, а разум - как кисель. Все это противно Сварогу. Пусть ромеи и эллины сами в своем котле варятся и пребудут опущенными. А вернемся мы с дальнего похода, пройдем по Фракии, по землям даков и гетов. Напомню им завет Отца Ария. И скинем мы их зловонное племя в море. И Матерь Сва будет нам Славу петь...

 День стоял в такой тонко выпряденной тишине, что каждый звук, даже нерезкий, рвал ее и будил отголоски. В степи властвовали одни жаворонки да перепела. Лишь гремели копыта, да возле колодцев ржали кони.

 Сарматы и их знатные попутчики остановились у источника. Близкие к Спитаку други-всадники распоясали чересседельные сумы с откидным, портошным молоком, развели его в баклажках с ледяной ключевой водой, поднесли гостям. Что может в жаркий день в походе быть вкуснее освежающего ирьяна. Сколько тысячелетий в походах у асов, сарматов и других родов Рос первой и самой необходимой едой было откидное молоко; подвешивали к косяку дверей полотняный мешок и сколько дней на вечерней зорьке наливали в мешок молоко. Жидкая часть сцеживалась вниз в корчагу, из вечера в вечер наполняли, пока вся суть молочная не наполняла суму. А в поход всадники перекидывали две сумы за седлом, в долгих переходах соль с крупа лошадиного пропитывала молоко, и оно не пропадало. Две-три ложки в походе насыщали воя, а с родниковой водой в жару это было благим спасением. И поэтому обозов с едой в походе расенские вой с собой не возили и были поэтому легки и быстры.

 Перекусили не слезая с седла ирьяном с сухими лепешками, всадники двинули дальше.

 Степь окуталась паром, и сквозь голубоватую дымку чуть-чуть наметились неясные очертания сторожевых курганов, синеющие русла балок и зеленые шапки верб над далекими прудами. Во многих местах шел покос, работали все весело. Рабочих рук хватило, сено сметывали в копны. Яр с восторгом оглядывал широкие поля, душа пела. Вдали показалась дубрава, подъезжая, всадники рассматривали мощные, узловатые дубы.

 - Может, и знакомца снова встретишь здесь, древний он очень годами, - молвил Спитак, обращаясь к Хранителю. Подъезжая, всадники разглядели под вековечным дубом согбенную фигуру в белой льняной одёже. Араван присмотрелся, старец сам был возрастом, как оный дуб, зим под двести.

 - По облику, это ван - колдун, - молвил Гордий. А Араван внимательно вглядывался в морщинистый лик вана, который, опершись на высокий резной посох, обводил очами подъезжающих.

 - Да неужто Сварожич сам заглянул в края наши, дубравы древние. Ой ли сам Араван с Урак-горы сильной едет с нашими удальцами.

 - Да и я тебя не сразу узнал, Асила-ван, давно на связь лунную не выходил, думал, что ты, как древний дуб, в мать сыру землю ушел. Да, давнехонько не зрели очи мои тебя, почитай с тех пор, как Митра-сар с ромеями воевал у Сурожского моря, как Фарнак, его сынок, подличал, заигрывал за спиной у отца с ромеями...

 - Так ты, Хранитель, спрыгивай с седла, да на мать сыру землю становись, пойдем в стольную дубраву, к диду-дубу, с тобой разговоры-веды творить - что с небесной Крыницы пить, да не напиться. А ты, внучек Спитак, с ватагой своей расседлай коней, да пусть по разнотравью попасутся, сами передохните, а я гостя дорогого у места Силы приму.

 - Пойдем, пойдем Асила-ван, только я с преемником, он от Перуна свет вышний имеет.

 Хранитель с Яром пошли в дубраву, следуя за хозяином-кудесником. А Гордий с сарматами пустили коней по разнотравью, а сами занялись воинскими забавами. В стрельбе из луков и метании копий сарматам равных не было. Подстрелили десяток зайцев и несколько дудаков, кто-то стал готовить пищу, а остальные любимым занятием, различными уловками нападения и защиты на мечах и борьбой. Вот тут сарматам - бывалым воякам пришло время дивиться. От любого выпада меча Гордий уходил различными уловками. Гордий даже не вынимал своего знатного оружия, что сладил Сила. От прямого выпада меча он заносил неуловимым движением стопу одну за другую и проворачивался волчком, нападающий проваливался в пустоту, а Гордий оказывался сзади и тут исполнял коловорот, сопровождал противника, захватив то шею, то запястье, усиливая то направление, куда был направлен удар меча, раскрутив сармата, вдруг встречал другой дланью, сложенной в копье, точно в кадык, но останавливал руку-копье, едва дотронувшись до кожи. У сарматов перехватило дыханье. Еще один удалец решил попытать счастье, двинулся на Гордия, ловко крутя тяжелым акинаком, а тот стоял просто, не в боевой стойке, но дистанцию чуял, и как только расстояние сократилось, его передняя нога хлёстко, как вихрь, ударила снизу, носком в руку с мечом. Акинак, звеня, взлетел вверх, а Гордий в то же мгновение хлестнул изнутри одним пальцем по разъярённым глазам сармата, ослепив на несколько мгновений противника. Обычно Гордий таким ударом-плеском сшибал слепней и надоедливых мух. И тут же два точных удара-тычка по коленным чашечкам сшибли мощного воина-сармата. Ему было обидно, вся его мощь и искусство боя оказались бесполезны перед этим необычным асом. Досада для боевых молодцов была неописуема. Но тут вперед вышел Спитак, в удали среди сарматов ему не было равных. Гордий вышел спокойный, уверенный.

 - Спитак, работаем, но не пускай зло в свое сердце, перед тобой друг, одной крови и веры с тобой.

 Сармат с добром кивнул, взмахнул несколько раз клинком, в нем чуялся мастер боя. Кто-то из ближних воев подкинул яблоко-дичку. Удар-блеск не было видно, но малая дичка упала на травы двумя ровными половинками. Сарматы издали возгласы одобрения и в ожидании, что здесь ас с его непонятной техникой боя будет посрамлен, окружили двух поединщиков. Спитак начал атаку, быстрыми короткими шагами сокращал расстояние, клинком лишних движений он не делал. Меч-акинак держал над правым плечом, двумя руками. На две молниеносные атаки, реагировал Гордий быстро, но едва успевал отскакивать от последнего удара-блеска, локон русых волос срезанный упал к ногам. Свой коловрат Гордий не успевал крутануть, было рискованно, Спитак был очень быстр. В третий раз он двинулся еще быстрее, а прыжок пардуса сократил сразу расстояние, акинак-молния уже летел в смертельном полете, сарматы глядели во все очи, еще доля мгновения и...

 Сколько раз они видели как языги, греки и римляне падали, разваленные пополам этим ударом. Но тут они увидели то, что и представить себе не могли.

 Свистящая молния была встречена и зажата между ладонями, сармат пытался рвать акинак назад и в сторону, но безуспешно. С таким же успехом можно было пытаться вытащить меч из гранитной скалы. Взгляды их сошлись, как два клинка, сталь спокойных очей Гордия отрезвляла. Спитак выглядел слегка растерянным. И тут Гордий ушел волчком вниз, мгновенно расстегнув с пояса черную вороненую молнию, две мертвых петли с визгом рассекли воздух, акинак Спитака распался на три равных обрубка, а в руках осталась одна беспомощная рукоять.

 Молчание длилось долго.

 - Ты величайший воин! Коего видывали наши степи, подобен великому Арию Древнему. Позволь мне подержать в длани твою черную молнию.

 Сармат долго рассматривал удивительное оружие.

 Спитак бережно протянул вороненый, упругий меч.

 - У этого великого святого меча хозяин - великий воин! Ты достоин быть великим вождем. Знай, что все сарматы пойдут за тобой. Благословен род, что родил и взрастил такого внука Божьего.

 Древние годами, ведуны совершили требы. Араван внимательно оглядел под священным дубом колесо Закона о двенадцати спицах. Подошел, огладил его:

 - Доброе, древнее Коло, Лель на Летич перешел. Чтит ли народ сарматский все праздники наши древние, поведай, Асила-ван.

 - Да, Хранитель, кончается смута с тех времен, когда ушли асы рода Одина. Сколько времен длилась вражда асов с ванами, но ведь кончилось все миром...

 - Завет Отца Ария призывал блюсти мир и любовь между родами. А Один возвел себя сам равным Богу, жаловался на тлетворное влияние греков, а потом и ромеев. И вместо того, чтобы противостоять, а затем смести ромеев с эллинами в море, поднял и увел свои роды, ослабил Русколань. В прошлую зиму приходили кудесники от северян, ведали от братов с острова Руян, что Один, придя на полуночные берега готского моря, подмял все темные племена, искони жившие там, они его чтят за высшего Бога и теснят ведические святилища. А давно ли ты, Асила-ван, проведывал-бывал в святилище в брошенном Асгарде? Я еще бывал там на пиру у Одина, зал у него знатный был, круглый, весь пурпурный, а по второму ярусу в нишах образы стояли. Помню, Один никогда не ел, а только вино пил. А поле Идавелль для игры в каменные шары! Его строил мастер-великан, обещая Богам, что построит святилище за три полугодия. Но плату потребовал за это непомерную... Мать-богиню. За что и был вбит в землю сырую, одна макушка до сих пор у нас торчит. Знатный такой Лоб, мы его с пользой используем. А Один славный вождь был, но он не был посвященным в Веды, но дюже горд и силен... Вот его тёмные народы-племена в глухом полуночном углу и возвели в божество-аса. Но насколько я ведаю, род Одина идет из разрушенной нашими ворогами Трои, из рода Меннона. А вот жена его, необыкновенная женщина, ведающая Фригг, знавал я ее, много тайн бытия она ведала, но не все... Потусторонний свет Велеса, мир Нави, называла всегда Валгалла.

 - Да, древний Араван, две зимы назад хаживал я туда... Заброшено святилище, время забвения разрушило там все, а потом и ромеи неверные хозяйничали, паскудили в круглом зале и на поле Идавелль, лишь золотая роща Гласир так же сияет красным златом. Но летает там только черное воронье. Опустела Великая Свитьод без Одина и асов, хотя и ванов много ушло с ними. Сейчас сарматы-роксоланы не ведают даже, что за игры священные были на Идавелль- поле.

 - Ты, Асила-ван, больше Веды доноси до светлых, но лихих голов сарматских, пусть чтут славу пращуров, знают всю древнюю веру нашу, чтут Вышнего во всех его качествах. И твори защиту от плесени грецкой и ромейской. Развращают они души чистые, не уединяйся долго в древней дубраве, неси свет людям, будь больше с народом.

 - Хранитель, хотел поведать тебе о госте ромейском. Несколько зим назад здесь был, сюда, в дубраву священную его не пустили, на краю приветили. Дня три мне голову засорял, память мне подсказывает, звался он Страбон... Путешествовал он земли многие, всё записывал на пергамные кожи, описывал разные народы, видно, ромейскому Цезарю поведать, кого еще завоевать римскими мечами, много блуда было в тех писаниях. Себя они чтут выше всех, чуток признают эллинов и Египет, остальные для них дикие люди. Думал я сначала раскрыть ему Веды, сказать о Богумире, о горе Меру, где есть места Силы, где Бог дает заветы родам нашим. Но... гляжу, не в коня корм. Все наши роды Расы Великой они зовут скифами. С горем пополам объяснил ему, что скифы от «скуфь», то есть «скот идет», что это общее название родов, что скот пасут по тучным травам-лугам. Этот вроде бы умный ром Страбон никак не мог понять, почему мы не имеет рабов, что дид Сварог завет давал жить каждому от трудов своих, а иначе даже при куче злата скучно жить станет, никому ты нужен не будешь. Говорил ему, что не скифы мы, а роды Расы Великой, суть Внуки Божьи. И росколаны, и карпы, и асы с ванами, сарматы, согды, аланы, арманы, синды - все есть расены, Внуки Сварога.

 Да оглядывал его буквицы, он называл их латынью, буквы идут от Грецколани, а те, как известно, от финикийского письма. А он, глупый, мне доказывал, что финикийское письмо самое древнее. Тут уж я не выдержал, показал ему шумерские таблички глиняные, письма самскрыта и доказал ему, что из них вышло финикийское письмо, а они, в свою очередь, вышли с нашей молвицы, а когда показал Завет на тайном письме Богов совести, то он был в восторге, попросил научить языку Совести, но его, как дитя, пришлось урезонить, объяснить, что это только для посвященных гоев. На это он обиделся, спрашивал, как же римский народ без совести жить будет. Поведал я ему, что пока у них будут рабы из всех народов, то народ их, да и другие, будут бессовестные, не ведающие Правды, так как не идут по Стезе Прави. Пригорюнился он, сел, два дня головой качал, побелел, поседел, потом стал меня умолять показать путь-дорогу к горе Знаний Прави у реки Света Божьего. Откуда он пронюхал про Урак-гору, да и про тебя, Хранитель, выведывал, кто-то из наших языки развязал. Поведал ему я, что изгоям из народов бессовестных заповедано в сакральные места силы заходить, Мара их себе заберет...

 Долго он молился своему Дыю-Юпитеру непотребно, да и ушел не солоно нахлебавшись, я послал сарматов доглядеть, куда они путь-дорогу торили. Узнал позже, что через земли синдов пошли к горам Кавказским, в колхские народы. Боялся я, что выведают сокровенные святилища на Машуке, в Приэльбрусье, места силы выведают, но отвели им и там очи.

 Яр сидел у бел-горюч камня, внимательно слушал старших ведунов, сам молчал, разливал горячий, ароматный ван-чан, впитывал мудрость сказанных слов.

 - Гляжу, Хранитель, малой у тебя мудр и воспитан не по годам.

 - Да, Асила-ван, дар у Яра от Перуна, ведает все знаки-резы писем разных народов, что птицы поют, понимает. Будет людям пересказывать приветы из Нави, где птицы бывают каждую зиму, о том свете Велеса люди мало ведают, по родным, изменившим меру жизни, скучают, вот он через птиц Божьих и будет помогать им общаться.

 - А позволь узнать, уважаемый Асила-ван, а видывал ли ты в деле ромейских воев, страшны ли они в битве?

 - Да, младой ведун, ромеи - враг серьезный. Железный порядок у них, строй - сплошь железные квадраты, ощетинившиеся копьями. Прошлый овсень сунулись сюда ромеи. Стали зерно у меотов силой забирать. Рим... Ему кажется, что вокруг это все ихнее. Мимо проезжал разъезд сарматский. Сцепились с алыми плащами, но ромеев был целый легион. Лихо рубились роксоланы, но их было всего десяток, искрошили легионеров они пять десятков, но и сами все полегли. Ожесточились ромеи, стали хлеб-кормилец жечь, что взять не могли, оратаев били... В полях мёртвых, посеченных без счета лежало. И пока гонцы летели сюда, к Белой Веже, пока Спитак скликал отважных воев, скотоводы-скуфь, видя погибель неминучую, отобрали десять сотен самых свирепых быков, настоящих буй-туров. Погнали они их на легион, быки, увидев плащи цвета крови, взъярились, вот это я видел своими очами. Бычья атака была страшной: комья земли, летевшие из-под огромных, страшных копыт, налитые кровью глаза подействовали на ромейских воев ужасающе. Рога, огромные рога легко пробивали окованные щиты и латы, вспарывали животы, подкидывая этих жалких уже воев под копыта несущихся и напирающих огромных животных. Где проломилась лава буйных, разъяренных быков, оставалась втоптанная, поломанная железная свалка... римская свалка покореженного железа. Когда подоспела сарматская лава, то им осталось лишь добивать жалкие кучки насмерть перепуганных ромеев. Вот так, против наших буй-туров и смелых отчаянных казаков ромейские железные легионы - ничто...

 Их с лёту нанизывали на пики, как мясо барашка на вертела. Да вы по- любому их скоро встретите, да и их прихвостней, языгов. Да-а-а! В такое логово вы направляетесь... Идете вы в страну града Иерусалима, по-ихнему Иршалаима. А вот читывал я в древних книгах сокровенных об исходе Ария Оседня из Семиречья. А там этот кром называли по имени сына Ария Оседня, Руса, а род его и поныне зовут ерусланами, а у народов Ящера-Дракона он звался Бейт-оль-мукаддесу. Именно ариям, хиберам и еверам, от коих потом произошло имя «евреи», принятое затем иудеями, Бог в Завете обещал при завоевании Палестины «земли, в которых течет мед и молоко»...

 - А возьми в длани Пятикнижие иудеев, в Числах они полностью повторяют, переписав арийские предания. И помянут все роды арийские в будущих веках, что иудеи изощренно будут доказывать, что не переписаны их книги с наших Заветов, а даны им, только им святым Духом. Присваивать не свое их жизненная потребность...

 - А до Иерусалима ранее Арий взял Вавилон, когда роды Ария только подошли к Вавилону, то в кроме произошло восстание против тирана дракона. Возглавил его кузнец Каве. У сего кузнеца все сыновья предназначены в жертву дракону. Каве поднял на копье свой передник коваля алого цвета. Сей алый стяг стал знаменем восстания. Весь Вавилон захотел нового сара из династии детей Богумира, поэтому склонили главы все перед Арием Оседнем. Поэтому Арий принял от Каве алое знамя, заменил передник алой парчой, украсил алмазами и назвал его «кавеянским». А Ящер бежал на Восток, в далекую Индию...

 А узнав, что сия башня не именем сакральным Бога сотворена была, Арий Оседень ее разрушил. Иудеи же преподносят разрушение Вавилонской башни как наказание за их пленение и унижение. Построена сия башня была тем же волшебником Китоврасом, что и храм Ра-Солнца в Иерусалиме. Оседень-святой призвал сего волшебника к себе. Но он обманул Ария и бежал к Дракону-Ящеру в Индию. Там он рассказал дракону о том, как Арий правит в Вавилоне.

 Рассвирепевший Ящер собрал огромное войско, пошел на Ария. Но вой не захотели сражаться с потомком Богумира. Бежал Ящер от Ария на Кавказ Алатырский. Там, у Эльбруса, он был убит великим воем, саром саков Самом из рода Богумира, дедом Руса.

 А вот греки знают нашего великого пращура Ария как бога войны. Они, неумные, думают что мы, поминая пращура сурицей, молимся богу войны. И сами, не ведая, почитают его за бога. И ходил дальше Арий в поход на Дунавий, жили там народы под его началом в согласии. Потом совершил морской поход к Кавказу, где уже жили роды, пришедшие с отцом Русом. Завет был дан Арию Оседню, когда он уходил из этого мира и восходил к Богу. Было это на Алатырской горе Эльбрус. И взошел он на вершину, пред ним открылись врата Прави небесной. И услышал он откровение, стало оно святым Заветом отца Ария. Колесо Сварога повернулось на этом, закончилась эпоха Лады-Тельца и настала эпоха Белояра-Овна,

 В завете есть видение всего грядущего наших родов. Сказано там и о будущем отходе от нашей Святой веры. И после долгих мытарств - возврат к древней вере, будет новое явление Завета потомкам отца Ария.

 - Да, а я, Хранитель, встречу с народом Малые Овсени и хочу пойти до горы Алатырской - Эльбруса, требы воздам Отцу в святых наших местах. Посещу Сар-град Киев Антский...

 - Асила-ван, найди род Белояров, воздай им славу, позже, если я сам не успею, то придет туда Яр весть принести, что в их роду через двести шестьдесят пять зим родится воплощение божье, а звезда Чигирь-угорь покажет его Славу во имя Божье. А Хранителям Сварог повелевает, чтобы он рос в познании Вед, в Законах Прави и ведал Числобога для славы Русколани и объединения всех родов наших...

 Утро встретило наших путников в степи, степь раздольная, ковыльная расстилалась ковром на дали дальние. Позади были теплые проводы с ведуном Асилой и с сарматами во главе со Спитаком. Путь лежал на вечерник к реке Дан. Семеро гарцующих роксоланов вызывались сопроводить наших героев до реки. Красавцы вой конные выглядели превосходно, гибкие, красиво откинув спины, увешанные оружием, красивая сбруя тускло мерцала чернёным серебром, рысила по седому ковылю, что казалось, даже суслики, встав на задние лапки, с удивленным пересвистом глядели им вслед. Вдали в мареве степном показались дудаки, огромные жирные птицы тяжело двигались друг за другом. Один из сарматов достал из-за спины тугой лук, другая длань легла на оперенные стрелы.

 - Гордий! Давай-ка угостим вас вкусной дичью в глине, запечем пару дудаков.

 - Да постой, доблестный сармат! Как ты управляешься луком, я вчера видел, до сих пор восхищаюсь. Может, рыбы свежей наловим, щербу знатную справим, уже чую запах речной...

 - Да, для таких знакомцев мы-то уж расстараемся, вентерь наведем, щербой наваристой побалуем, будьте уверены.

 Вот за косогором показалось поселенье, а дальше... зеленоватый, дышащий пресной влагой простор Дана, всадники медленно потянулись к затону.

 Над Даном гулял ветер, сверкали крыльями чайки. На пологий берег лениво наползала волна. Тускло сияли под Pa-светилом меловые древние горы, покрытие прозрачной сиреневой марью, а омытый дождями прибрежный лес за Дан-рекой зеленел свежо и молодо, как в начале весны, на русалии.

 Путники сняли с натруженных ног обувь, вымыли ноги и долго сидели на берегу, на раскаленной гальке, прикрыв очи от светила, вслушивались в тоскливые крики чаек, в равномерные всплески волн, Вдали пастух гнал к Дан- реке быков.

 Араван оторвал взгляд от чарующей воды и вспомнил:

 - Асила-ван говорил, что здесь, у затона живет ведающая сказительница баба Руслана, чудно древние сказы народу ведает, пойдемте, глянем-послухаем...

 Оставив одного сармата на водопое с конями, путники, минуя плетни, двинулись к затону, где раскинулось поселение, белые мазаные хаты, красиво спускавшиеся к берегу, говорили, что здесь царит мир, достаток и живут все в ладу. Люди смотрели приветливо, с сарматами многие здоровались, перекидывались парой-тройкой слов, узнав, что ищут бабу Руслану, уважительно кивали - там де, под березами старыми сидит-ведает.

 Три березы, кудряво распустив бруньки, давали тень двум десяткам людей, что расположились на разнотравье и самозабвенно слушали ветхую годами, но с пронзительными очами пожилую ведунью. Нараспев поведывала древние сказы и малым деткам, и каликам перехожим, и мудрым старикам, зачарованно слушавшим бабу Руслану. Увидев подходивших, сказительница поднялась с пенька и низко поклонилась.

 - Очи не признают никого, кроме молодых воев, но ведаю, что поклоны шлю мудрому, Хранителю, почет тебе и уважение. И если позволишь, то продолжу сказы сказывать древние, правдивые...

 - Сказывай, сказывай Руслана. Хоть твои очи меня и не узнают, но я тебя помню... Девять десятков зим, малой девонькой ты собирала малину и заблудилась, звала, плакала и под пеньком уснула, я землю обхаживал по своим делам, увидел тебя, правнучку легендарного Руса, что носил на знамени знак дракона Ладона. Хотя ни сам Рус, ни Усень, даже поднявшись на вершину Алатырь-горы, не смогли взойти к трону Всевышнего, потратили на это все свои силы. Но велик, силен был твой прадед, положил начало родам руссов. Вот и вынес тебя к твоим родовичам. Почуял еще тогда в малой деве дар сказительный.

 - Ой! Ты ли это! А я с детства это помню, но думала, что это сон вещий был. И вроде помню, что ты как бы медведем был, думала, что Велес ко мне являлся. Да... чудно...

 - Но ладно, ладно, давай и мы, и люди добрые твои сказы праведные послушаем.

 Ветхая днями Руслана чарующим голом повела-завела-запела...

 - В те часы, когда времена еще только начинались, во времена давние, как колода позеленевшая, когда люди почитали дида Лада, произошла сия бывальщина. Стали как-то Роды по весне земли делить, где кому скот гонять, овец, коров и коней борзых на водопой и зеленые пастбища. И случилось так, что поспорили старейшины, поругались и никак к ладу прийти не могли, ни в третий день, ни в четвертый, ни в пятый. И не видно было тому спору ни конца, ни края. А главным старейшиной был в ту пору дид Углай, однако же он других не мирил, а сам больше всех спорил.

 И не выдержала тут баба одна, что звалась Огуда-Ягуда, стала баб своих укорять, науськивать:

 - И чего мы, бабы, на мужиков смотрим? Неужто сами ладу не наведем?

 Наварили тогда бабы медовой браги, мужиков напоили. А когда те упились и на возах спать поукладывались, отобрали бабы у них мечи и палицы и пошли сами скот стеречь, и охрану от врагов в степи выставили, и у огня костровых поставили, чтобы не погасли уголья в огнищах. И стояли так на страже до зорьки утренней. А когда мужики пробудились, мечей хватились, а их нет ни единого. А бабы ходят вокруг с оружием, с пиками и рогатинами, на мужиков мечами грозятся.

 Стал Углай-дед на баб ругаться, хотел оружие отобрать, да налетели на него бабы с рогачами и кочергами, схватили, побили плетьми жильными и другим досталось, так что довелось мужикам за возы прятаться.

 Да не утихомирились бабы, погнали мужиков на реку горшки мыть, коров доить, молоко на сурь ставить, на сурь, на створожину. Потом на борщ щавель рвать, траву-калач, лебеду белую, корни копать, водой мыть, чистить, на огонь в котлах ставить.

 Покорились мужики, варили борщ. Управились, аж когда Светило в полдень пошло, а спозаранку еще не снедали! А борщ был недосоленный. Пошла баба Огуда-Ягуда на мужиков кричать-ругаться, после обеда шерсть чесать заставила, нитку ткать, потом коров перегонять, телят поить, идти в речку рыбу ловить.

 Идут мужики на речку, прямо плачут. Что за жизнь пошла со злой бабой? Та же работа бабья проклятая, нету с ней ни минуты покоя, ни отдыха! Детей надо стеречь, кормить, пеленать, забавлять, качать, чтоб не плакали. Невмоготу такое терпеть!

 И восстали мужики против баб, с голыми руками на мечи полезли, думали - свои же, не станут поднимать оружие. Только побили их бабы всерьез, некоторые тут же смерть свою приняли, а остальным пришлось покориться. Зачинщика, деда Углая, бабы и вовсе осрамили - порты с него сняли, так перед всеми водили, а потом на бугре мечом голову отсекли.

 С тех пор мужики баб слушались, что те велят, исполняли. И долго так было, пока дети не подросли, молодежь не захотела старой бабе Яге, подчиняться. Сговорились юноши и как-то ночью на баб напали, старую бабу Огуду-Ягуду убили, у остальных мечи отобрали, плетьми выпороли и опять детьми заниматься заставили, коров доить, молоко на сурь ставить, шерсть-волну сучить, да борщи варить.

 Так и закончилась наша бабовщина. А потом пошла дедовщина обычная, которой и по сей день живем, богов славим, работаем да песни поем. А при бабовщине не было жизни людям, так, огорченье одно, жизнь без всякой узорчатости. Старая баба Яга всех карала, всех морочила, так что никто не мог ей противиться и перечить. А при дедах-старостах и Родичах жизнь опять пошла вольная, мужики с мечами ходили у пояса, а бабы возились с рогачами и кочергами, борщи варили, детей кормили и мужей своих строго слушались.

 При бабе Яге своих же били, а врагов прогнать не могли. И за весь век одну баню придумали, да и ту бабам мужики поставили. Поныне еще та бабовщина вспоминается, да как петуху цыплят не водить, мужику юбки не носить, так и бабам в штанах не ходить. А наденет какая - в плети ее! Чтоб свое бабье дело исполняла, и на людях хвостом не крутила.

 Забылось то дело давнее, бабовщина позабылась совсем. А дедовщиной Русколанью и поныне живем и здравствуем.

 - Да небывальщина это какая-то, - взбрыкнули сарматские вой.

 - Да нет, быль это! Древняя очень, но быль... Многие, правда, роды почитают бабу Ягу за хранительницу очага домашнего. И есть народы, которые род ведут не по отцу, а по матери, почин этому баба Яга дала, суть есть яггизм. И славят они Яг, скрывая, что за божество это, - молвил древний Хранитель, - но польза большая с этих сказов древних, ты уж побалуй народ с пользой. Да и Яр - малой наш, извлекает суть, гляжу, калики млеют тебя, слушая, да заучат сказы и понесут их по весям расенским, то польза...

 Баба Руслана уселась поудобнее, положив на колени лукошко с ягодой, любила - лакомилась ею с детства до ветхих дней. И потекли ее сказы переливчато.

 - Когда были деды-пращуры наши в степях, жили они на возах, на возах и добро держали. А где поставят возы - там и село целый день стоит, там и слобода у речки костры палит и на них юшки рыбные готовит. Поедят, попьют, скот напоят, переночуют, а на зорьке утренней дальше едут, в другие места, где трава сочнее и вода чище, где цветов больше.

 Едут деды-пращуры табором, а впереди воз идет, а в том возу cap дедовский спит, попоной накрытый, овчиной подоткнутый. И был тог cap совсем стар и больше спал на возу, чем царевал, и больше мирил людей, чем наказывал.

 Вот взял cap, да и умер как-то ночью, умер, как заснул, будто дитя малое, в попону вцепился, и дышать перестал.

 Собрались деды хоронить сара. Обвешали гарбу его боталами разными железными, блях всяческих и цепей нацепили и повезли вокруг земли дедовской, чтоб он землю свою в последний раз увидел, и чтоб люди с ним проститься могли.

 Идут кони, шагом переступают, а бляхи звенят печально, цепи громыхают, железо гудит и разносит жалобный стон. И слышат то люди, спешат к возу и кланяются сару, плачут, провожая его в последний путь.

 Схоронили сара деды наши, а сверху насыпали курган высокий, чтоб не добрался до могилы зверь дикий, и чтоб не тронула чужая, злая рука. Схоронили, страву поели, а потом собрались па круг-коло - как дальше жить без сара? Сыновья его в войнах полегли, и из родни никого не осталось. Думали-спорили, а потом решили разойтись по Родам, и чтоб в каждом Роду свои Старейшины-Родичи правили, и как они скажут, так тому и быть. Решили, что единый cap и единое племя не надобны.

 Разошлись люди, и пришло к ним Лихо Степное, стало скот морить, дедов хватать, в полон уводить в чужбину. Раскидало то Лихо дедов наших по всей степи, разбросало, друг на друга озлобило, каждый староста свое речёг, а других не слушает. И такое горе тяжкое по всей степи покатилось, что никто не знал, как ладу дать и что сделать, дабы опять к ним Добро пришло.

 И вспомнили тогда, что при едином cape лад был кругом и мир. И собрались Роды и выбрали себе нового сара - Кишку, или иначе - Киську. И сказал им Кишка-сар, чтоб собирали скотину, считали, заново по Родам делили, чтоб всем досталось, и дети не сидели без молока. И сказал дозоры в степи ставить, всадников-казаков собирать и врагов отваживать, отбивать у них и коней, и скот.

 И ходило в граве высокой Лихо Степное Одноглазое, посматривало на Дедов, а подступиться уже не могло, потому что прекратились у них свары, прекратились раздоры, и поселилось меж них Добро. А против Добра Лихо нечего поделать не может.

 Хранитель смотрел с доброй улыбкой на бабу Руслану, и одобрительные искорки лучились из его прищуренный очей. Руслана тоже вся светилась и, взяв передышку сказам, принялась за ягоду духмяную. Тут робко выступил один из калик перехожих и мягким красивым гласом вопросил:

 - Позволь, Хранитель, и ты, баба Руслана любая, чуток тоже рассказать, ходим мы по землям на все четыре стороны и на полуденник, и на вечерник, а ходили вот три зимы назад на земле полуночные, к карелам, добрые люди, наши роды за старших братьев почитают. Места там красивые, рыбы и зверя там видимо-невидимо. Сказителей там тоже почитают, а больше всех почитают за отца рода благого Вяйнемейнена. Он сидит под радугой Божьей, и сказы-были под кантеле воспевает, объединяет, и сказы те люди зовут Калевалой. А бывают там ночи белые, как день. А волшебник, кузнец Илмаринин, выковал там мельницу, но молола не муку она, волшебная была, золотая, сампо-счастье молола, а потом ее старуха Лоуха из сумрачной Похьёлы, туманной Сариолы своровала... Очень Калевала занятная, затейливая. Но я в грамоте сведущ, записал на бересте буквицей, ношу с собой в суме переметной.

 - Вы, калики перехожие, с гуслями певчими, много земель обхаживали, света белого повидали, а дойдете до Свят горы Ураковой, дайте старцам-ведунам те бересты переписать, да поведайте им, что еще видывали. Просьба моя в этом, много веков мы собираем в Хранилище Прави все знания, что людям, и не только людям, ведомы...

 - Дойдем, дойдем, Сварогов внук, донесем все, что добыли да резами- чертами записали. Много чего видывали мы, но вот больше всего душа лежит к очень древнему сказу-были, позволь, Хранитель, Богом любимый, спеть людям ее...

 - Ну, ублажите народ, да баба Руслана услышит-запомнит.

 Калики уселись на траве духмяной, зазвучали гусли и полилась песнь сказочная-былинная.

 В стародавние времена жили наши Прапращуры, а перед ними были еще древнейшие времена, такие старые, как Мать-Земля наша, что когда рукою ее коснешься, в прах рассыпается. А перед той седой древностью была старина такая, от которой едва заметный след остался.

 Во времена те самые прадавние был у наших Пращуров cap Сварог, и под его началом еще тридцать саров было, и каждый был именем Божьим назван. И были те сары Раями, Райцами или Орайцами, потому что только по Правде правили, а Правда раньше называлась Правою или Равою.

 Вот однажды сел Сварог в лодию и поплыл на полудень. Мало царств нашел он по пути и мало людей встретил, а какие были, те убегали, прятались, а когда говорили что-то, нельзя понять было.

 И гак отплыл cap Сварог искать Египету - землю дальнюю, и тридцать лет не было его в земле расенской. А после тридцати и трех лет вернулся cap и сказал, что нашел он Египету-землю, и что там было все не по Прави. И что был он саром в земле той, чтоб научить людей жить семейно, чтоб научить их оружие делать, землю раять и мерить, скот разводить, потому что не знали они нечего из того, о чем люди Расы великой ведали.

 И собрал cap Райцев своих, и сказал им так: «Семь тысяч лет мы зовемся Ойрасами-Расенами на земле нашей, и никто еще не мог одолеть силу Расен-скую. Вы - Ставры и Росавы, вы - Ресы и Гета-Русы, Могучары и Хоропы, знайте, что все вы Ой-Расы. И не забывайте землю свою Ой-Раскую, где у горы Меру, у горы Золотой, вы все были как сары. И когда станете избирать себе сара, выбирайте самого мудрого и подчиняйтесь ему, и тогда будете Раями все до единого. Не будет меж вас низкого, не будет последнего, злобного, и потому никто не предаст вас в годину трудную».

 И после этого умер Сварог, а вместо него стал другой Сварог-сар. И жили Расены в Самаре той, на земле своей Могучарской, Хоропской, на семи реках могучих расенских. Собирались часто Роды вместе судиться, собирались Племена, чтоб советоваться. И старший в Роде был Раем-саром, и каждый Рас носил его имя. И если кто тронет Расена, то целый Род шел мстить за брата, потому что все были Родичи. Все они друг за друга стояли, и из всякой беды выручали.

 Ударили гусли, зазвенели струны в последний раз:

 - Диду, запомнил сказы-были все, могу на память зараз пересказать.

 - Ну, Яр, память тебе Матерь-Сва дала, не обидела. В Святых Ведах, конечно, эти события древние на другой лад звучат... Но... для народа простого эти были - истинное злато, память о древних пращурах, для людей это свято.

 - Дид, да я узрел, вон мальцы местные с удами на реку побегли, хочу тоже поудить, с Дан-реки, слыхал я, рыбка вкуснее будет.

 - Ну, сходи, святое чадо наше, а с Гордием побудем здесь, потолкуем с бабой Русланой, да с каликами сказы-были повспоминаем, да гляжу, и сарматы норовят вентерь на реку налаживать. Давай, иди, заговори рыбку-то, глядишь, к вечерней зорьке юшкой рыбной побалуемся.

 Яр взрослый превратился тут же в мальца Ярика и стремглав помчался к берегу, в заросли ивняка, ладить снасти.

 По синему небу плыли и таяли изорванные Стрибожьими ветрами белые облака. Ра рассурилось, и лучи палили раскаленную землю. С заутренника заходил легкий дождь. Яр обрадовался - к хорошему клеву. Не поднимая чело, Яр спиной чуял, когда набежавшая тучка заслоняла Светило, на мгновение становилось прохладнее, на рыжую, дышащую жарой землю, на плети огромных тыкв, на высокие травы стремительно ложилась серая тень. Она покрывала часть речной стремнины, разомлевшие и полегшие от зноя травы, кусты боярышника и терна. И даже низовой Стрибожий ветерок, шевеливший теплые травы, казался менее горячим. Звончее звенел надсадный перепелиный крик, отчетливей слышалось милое пение жаворонков. А потом светило наискось пронизывало ослепительно белую кайму уплывающей на вечерник тучки и, освободившись, снова низвергало на землю золотые, сияющие и поющие потоки света. Где-то далеко-далече, по голубым отрогам прибрежных гор еще шарила и пятнила землю провожающая тучку тень, а на полях уже властвовал янтарно-желтый полдень, дрожало, переливалось на горизонте текучее марево, удушливее пахла мать сыра земля и вскормленные ею травы.

 Рыба в Дан-реке была замечательная. Яр тягал ее с упоением, и вскоре на кукане болталось больше десятка крупных живых чебаков и пара рыбцов. Конский плетеный волос, гусиное перо и крючки, еще откованные дедом Силой, - вот и вся оснастка, а сколько упоения вызывает гусиный поплавок, что чуть покачивается от набегающей, ласковой волны и вот... остановился, дернулся и пошел резко вбок и вниз, и волнующая упругая тяжесть внизу, в глуби вод... Осознать и понять это состояние может только рыбак...

 Тень над Яром появилась неожиданно. Он понял, что это не облачко на небосклоне. Повернув голову, очи его встретили мерзкую ухмылку и алчные, злобные зрачки. Огромный, с мощными волосатыми руками на крутояре стоял воин - не сармат, сзади него толпились всадники, чужие...

 - Языги! Языги! - раздались детские крики вверху по реке. Яр оглянулся, ища сарматов, но, видно, ушли те с вентерем в затон. Отец и Хранитель хоть и далековато, но если громко закричать, то должны услышать...

 - Давай рыбу сюда! Выкормыш сарматский...

 Угроза сквозила от всей фигуры, вой языг спрыгнул с невысокого обрыва к берегу, вытащил кукан и удивленный богатым уловом, гортанно крикнул, чтобы разводили костер, ставили котел с водой. У Яра потемнело в глазах, в своей недолгой жизни он не встречал врагов, но сейчас всю его сущность пронизывало - это враг!

 - Вы всегда чужое отбираете силой? А Сварога ведаете?

 И тут Яр увидел - с низовий Дан-реки выплывали три огромных, хищных корабля, что это ромейские боевые триремы он понял-почуял, и тревога отразилась на челе его. Бросив уду, Яр сложил ладони друг на друга, лодочкой и издал резкий, тревожный звук, еще с малых лет его учил этому отец Гордий.

 - Ты, недоносок сарматский, тревогу подымать?! Да я тебя!..

 Здоровенная лапа, когтисто хватанула воздух, молодой ведун отшатнулся назад и вперил свой взгляд в наглую, озлобленную морду и... Языг с протянутой рукой выпучил очи, рот исказился и ощеренная пасть осталась открытой в немом вопле. Клекот рвался горлом, и черный фонтан крови вырвался оттуда, языг упал замертво... Языги-всадники всполошились, несколько воев спешились, кинулись к упавшему наземь товарищу.

 - Ты что, пес, с ним сделал!!! - Кинулись к нему, но наткнулись на взгляд потемневших очей.

 Невидимая преграда обездвижила обозленных языгов. Тем временем плеск от весел тяжелых трирем слышался все ближе и ближе. Яр лишь на мгновение оглянулся на римские корабли... Древко тяжелого ясеневого копья обрушилась на затылок, малой рухнул без сознания. И тут же резкий свист... Свистящая сартматская стрела насквозь пробила горло языга, ударившего Яра.

 Сарматы, возившиеся с вентерем, поздно увидели ромейские триремы и всадников-языгов на берегу, кинулись втроём на выручку Яру, но языгов было до полусотни, выпустив каждый по две оперенных стрелы, сарматы, обнажив акинаки, отчаянно кинулись на врагов. Рубка началась жестоко, но языги тоже вой были не из худших. Первых троих языгов сарматы поразили сразу, а дальше им пришлось туго, враги взяли их в кольцо и... полегли бы на месте сразу сарматские храбрецы. Но услышали оставшиеся четверо воев и Гордий сигнал и шум боя. Гордий налетел, как сокол-рарог, бил расчетливо, удары черной молнии были такие же затейливые, но каждый удар-визг бил точно в цель. Гордий распластался по земле, языги никогда не видывали такого боя, шарахались от разъяренного расена, а он бил расчетливо, по коленям и нижним сухожилиям, языги снопами валились истошно визжа. Сарматские вой подспорьем были хорошим. Ужас объял четыре десятка языгов, и они бы побежали, но с реки раздался грохот, римляне били мечами о щиты, уже скинули с одного корабля сходни, два других кинули якоря посреди реки. Жестокие команды, лязг мечей и семь десятков римских легионеров бегом побежали по сходням, гремя подкованными сандалиями, прыгали в воду, и первая шеренга, выставив щиты, выходила на берег. Несколько сарматов кинулись на легионеров, но разбились о сплошной ряд щитов. Строй римлян охватил их крыльями и загнал к затону, отрезав от спасительной степи. Исход схватки становился предрешенным. Да еще с корабля одолевать стали пращники. Одному сармату камень раздробил плечо. Тут к Яру стало возвращаться сознание, поднял гудящую голову, но увидел плачевное положение отца и сарматов. А у горстки воев сзади уже под ногами захлюпала вода. И Гордий решился на отчаянный шаг. Видя, что сплошной ряд щитов никак не преодолеть, не вклиниться, он выпрыгнул вверх, оттолкнулся от щитов, пятка впечаталась в нос легионеру, черная молния замысловато взвизгнула, железный шлем, как тыква, распался на две половины... вместе с головой. Гордий прыжком пардуса оказался сзади переднего ряда ромеев и завертелся волчком, уходя от ударов. Поднялся Яр, с трудом собрался, призвал Перуна и, закончив круговые движения, выставил ладони в спины ромейские, очи его расширились, губы быстро шевелились в заговоре. И вот первые двое-трое легионеров как травы упали ниц, замедлились и другие ромеи, ноги в тяжелых калигах наливались тяжестью, а мышцы спин парализовало. Давление увеличивалось, кровавый туман застил очи, и в висках стучали молоты у ромееев. Гордий тем временем изнутри пробил брешь в рядах римских, и сарматы вклинились, разрушая единый строй и порядок, чем сильны всегда были римские вой, преимущество они теряли. Гордий приметил центуриона в алом плаще, резкие команды которого сплачивали ромеев, и железная дисциплина восстанавливала порядок, и силы ромейские удваивались. Сарматы никак не могли добраться до него. И тут Гордий кувырком преодолел расстояние и снизу от матери сырой земли взмыл в развороте Сва к небесам, черная молния вместе с ним исполнила эту замысловатую петлю и... верхняя часть тела центуриона стала медленно съезжать по косой линии разреза с нижней частью, где ноги в коленях подогнулись, и распалась; ужас объял близстоящих, а Гордий продолжал сечь в капусту смявшиеся, рассыпавшиеся ряды. Исход был неясен, хотя и дерзкая выходка Гордия внесла сумятицу, Яр выводил из строя врагов, но их было много, у Яра текли ручьи пота от напряжения. Двое сарматов уже были тяжело ранены, да и Гордий получил два глубоких пореза, кровь хлестала алыми струями, а тут он столкнулся с огромным римским легионером, который грамотно отбил два удара расенского клинка и сам перешел в атаку. Оказавшись вблизи, лицом к лицу, Гордий, глядя снизу вверх в разъяренное волевое лицо ромея, слышал вопли вокруг: «Сулла! Прикончи этого бешеного скифа! Суллаа!!!» Передней правой ногой Гордий послал удар наизнанку, закрученная нога взлетела вверх вертикально и сверху наискось, как тяжелый топор, пропорола нос, бороду и грудь... Великан постоял мгновение и рухнул мертвый.

  «Гойда!!!» - громовой крик перекрыл шум боя. Хранитель стоял на кургане, воздев вверх длани. А за ним с заутренника стремительно наплывали свинцово-тяжелые тучи. Вдруг земля задвигалась, как живая, первый подземный удар многих сбил с ног, тревожно ржали лошади, скидывали седоков и мчались галопом в спасительную степь. Удар, сильнее первого, повторился, земля лопнула, и трещина разлома скрылась в заволновавшейся реке, огромная воронка стала затягивать жадно и быстро, плотоядно чавкая, римскую трирему, треск сломанных весел, крик ужаса прервал громовой клич Хранителя: «Браты, Яр!!! Отходите, ховайтесь за меня, сейчас абара ворогам будет!» Сарматы легко оторвалась от обезумевших ворогов, Гордий с Яром заскочили на курган и встали пониже, по бокам от Хранителя. Сарматы, испуганно взирая на страшное небо, залегли за курганом выжидательно. Тучи продвинулись и встали перед Хранителем, они сгустились до жутко черного цвета. От дланей Аравана прошли-засверкали тонкие светящиеся искры, превращаясь в толстые, трещащие изломами струи, уходящие вверх, в жуткий мрак. Раздался страшный гром, вырванное с корнями многолетнее дерево швырнуло в гущу ромеев с языгами...

 Вдруг из тучи к земле спустился четко обрисованный хобот - гигантская воронка, внешне похожая на столб дыма, поднимающийся с пожарища. И действо развернулось невообразимое. Разъяренный смерч будто только этого и ждал. Невидимая сила коршуном налетела на вражин, закрутила, завертела ромеев и языгов, выворачивались с корнями деревья. Около главного хобота периодически возникало по несколько «дочерних» воронок. Именно они и становились главными источниками разрушений. И вот «хобот» направился к реке, он, словно гигантский воздушный меч, прочертил на земле две борозды. Проходя по реке, огромная воронка обнажала дно. Хобот захватил тяжелые триремы, как щепки. Рядом проносились по воздуху, как на гигантской карусели, люди, лошади, весла, щепки, паруса... «Хобот» извивался и раскачивался на ходу. Смерч страшно гудел, часто гудение переходило в свист. В недрах воронкообразной колонны раздавались глухие взрывы. Все, что было внутри воздушного водоворота, как бы кипело и даже светилось.

 Омытая ливнем степь дивно зеленела. От дальней рощи до самой Дан- реки перекинулась дугой яркая радуга. Глухо погромыхивал на вечернике гром. В разломах с орлиным клекотом мчалась мутная вода. Вниз, к реке, по косогору, по полям стремились вспенившиеся ручьи. Они несли жуткий мусор - щепки, кровь, вымытые из почвы корневища трав, ветви, сломленные ржаные колосья. По склонам у берега расползались песчаные наносы, кое-где еще стекала взыгравшая вода. У дальнего буерака догорал подожженный молнией стог сена. Высоко поднимался лиловый столб дыма, почти касаясь верхушкой распростертой по небу радуги. Почти ничего не напоминало о разыгравшейся страшной драме.

 Все оселение собралось на реке, многие из оселян ничего не могли понять. Страшный ураган обошел аккуратно жилища и ударил точно в цель. У правого, крутого берега Дана плавали прибитые волной обломки от ромейских трирем. Но основную часть унес жуткий хобот. Люди рассказывали друг другу, как в воронке крутило людей, лошадей и корабли. А кто-то уже говаривал, что сам Перун бил молниями ромеев и языгов, а Стрибог закрутил корабли с воями и забросил куда-то на край земли. Но вскоре все пришли к одному - что земля политая кровью расенской, белеющая в степях костями пращуров, под надежной защитой Богов, а троих наших героев втихую, а потом все громче и громче стали называть Сварожичами.

 Хранитель с Гордием были озабочены отплытием, сарматы подыскали охочих людей на струге, те обещали доставить Сварожичей до устья Дан-реки, до Меотского озера. Тревога была еще в том, что бесследно исчезло три сотни воев вражьих и корабли. Искать их будут.

 К Аравану подошли баба Руслана и калики перехожие, глаза их лучились таким благоговейным светом.

 - Ну вот, проводим вас и будем еще одну сказу-быль обыгрывать, о делах чудных, о ворогах своих и заморских, о Сварожичах, как сам Перун и Стрибог встали на защиту земли отчей.

 - Любо-то, любо, Руслана, когда роды признают, что всю суть жизни ты отдаешь во имя Святой Веры, и Боги помогают, а для меня быть в единении со Сварогом и нести меру пользы для Земли нашей и народа своего - высшее Благо...

 А народу всему поведаю, что воля и Дан-река будут едины во веки веков. Будьте на Стезе Прави и славьте Правь, живите по Правде, с древних времен и поныне народ вы православный! И на этой святой реке только власть Божья будет над вами, а среди людей будете вы родом вольным и свободным...

 Люди слушали, проникались, и эти заповедные слова будут передаваться из поколения в поколение во веки веков.

 Хранитель, Яр и Гордий погрузились на струг с охочими людьми, к стругу кинулась малая девонька, замочилась по щиколотку в воде и протянула Яру котенка:

 - Возьми, я люблю его больше всего, но для тебя готова все отдать, хоть сколько зим пройдет, а я тебя буду ждать назад.

 Струг понесло по течению. Хранитель стоял на носу:

 - Бывайте, Матерь Сва покровом будет вам от лиха залетного, мир дому вашему.

 Везде, где бывал Хранитель за свои долгие века, в разных краях расенских, везде он оставлял неизгладимый след, сила веры единой, древней сплачивала роды расенские, одухотворяла и подвигала на единение по крови и по Вере.

 Наши путники сидели на носу, шелуша вяленых чебаков, гребцы лишь слегка шевелили веслами, течение несло струг споро. Хранитель наставлял Яра негромким говором:

 - Сила воздействия, Яр, идет напрямую от чистоты помыслов. В этой битве, да и в других тоже, я был лишь проводником Божьей силы, связь прямая с Отцом зависит от чистоты Духа. А он обычно у людей засорен сиюминутной выгодой, наживой, завистью и гневом. Когда мусор переполняет Дух человека, он переходит границу и остается человеком лишь в теле, а суть его отдана Чернобогу. Ничто в этом мире не бывает только злым или только добрым, все решает мера. А чистое намерение видимо в человеке, как божественная энергия. Чистота духа и язык общения с Вышним - язык Совести. Знак, число, буква являются отображением определенных небесных, звездных сил, они, произнесенные или написанные, вызывают эти силы к проявлению в Явном нашем мире. Вот почему мы этот язык храним, если он попадет к невежам со злым сердцем, это будет губительно для всех. Словом можно убить, а можно воскресить человека. Слово может нести благо, может быть зловредным, может отравить, а может нести здоровье, согласно скрытым воздействиям, данным Высшей Мудростью. И когда безумные люди произносят даже на простом языке слова-ругательства, наделенные негативным смыслом, активизируют темные стороны души, при этом происходит Божье провидение, и приходят разные болезни, и если человек не исправляется, то идет самоуничтожение. А тебе, Яр, будут со временем ведомы драгоценные ключи к мудрости. В языке совести каждая буквица - она образ, она же - число. Мощь эту испытали на себе ромейские легионеры. И в нашей воле выбрать, куда направить эту энергию. Энергий, Яр, очень много, все они имеют колебательную, волновую природу, как ты научишься с ними работать, такая и сила Божественная будет с тобой.

 Яр впитывал и запоминал каждое слово, небесная мудрость-млеко вливалась в него Божественной силой. Гордий мало ведал о духовной силе, но в младые его годы Араван готовил его, как отца ребенка будущего ведуна-Хранителя. Араван открыл основы древнего боя, и здесь Гордий преуспел. В те времена все умели хорошо воевать, но такого совершенного небесного боя почти никто не знал, знали лишь посвященные. Круговые движения Матери Сва всегда приносили успех. Круг-Коло, спираль Млечного Пути, число шесть или девять, образ которых проявлялся в явном бою, повергал противников наземь. С помощью этих небесных приемов-хитростей слабый сбивал-валил более сильного. Уважаемый читатель, если у тебя возникли сомнения по поводу огромного превосходства, то попробуй безобидный эксперимент: двойной круг, спираль Млечного Пути. Доброжелательно выбери себе напарника тяжелее, сильнее себя, встаньте лицом друг к другу, правую руку протяните к ближайшему виску напарника, одним или двумя пальцами начните спираль по кругу, давление вверх, и закручивайте по кругу вниз - результат превзойдет ожидание, тренировка даст ошеломляющие результаты. Итог - во всем человек должен учиться у Небес, у Космоса, вся мудрость истинная оттуда. Одним словом, Гордий преуспел в этом воинском искусстве, Араван открыл ему чело для восприятия волн, исходящих от противника, и он предугадывал, «видел третьим глазом» все намерения врагов. И скорость, скорость «пустого сознания» и пустого тела, в таком состоянии Гордий был способен нанести десяток, а то и больше разрушительных ударов в короткий промежуток, принятый сейчас называть секундой. Вообще, читатель, время - понятие относительное.

 Кто ведает Небесную Мудрость, тот в силах сужать или расширять то, что мы обычно называем временем. Гордий стал совершенным воем, но взращен он был Араваном с чистым сознанием и добрым сердцем. Но это добро и чистота помыслов было с мечом, в этом был свой сокровенный замысел, а от откровений Небесной Мудрости Гордий настолько открыто чуял-воспринимал красоту вокруг, что стал нести ее людям, учился мудростям ремесла златокузнеца, и с годами ему не стало равных. Так в нем и уживалось в гармонии умение воина и искусство творца. А вот Яру, задолго до его рождения, был выбран другой Путь, более глубокий, духовный, путь Хранителя языка общения с Богами, Хранителя семи ключей от печатей сакральных Вед. Только через человеческое воплощение божественная энергия могла преобразоваться-достигнуть совершенства Бога... А как часто ошибаются люди, видя красивую оболочку человека, но не видя его темные, негативные мысли, он не произведет ничего хорошего. Такой человек может отравить жизнь не только себе, но и всем окружающим людям, да что гам мелочиться - целым народам-государствам, потому что темнота и мрак - это тоже огромная сила, она опасна! Но она самоуничтожается.

 Несет и несет величаво из века в век древний Дан воды свои сокровенные, гребнистые волны несутся по спине его, пенятся, разбиваются о берега священные, свободные испокон веков. И несут воды струг с людьми, лучшими людьми, олицетворяющими свое время, святые в своей чистоте; помыслы, все разумение жизни, дух святой их чужд был приобретениям чужого, жили они, сея вокруг себя семя добра, радости Веры этой. И в ответе был Хранитель за то, что сеял, урожай собирался богатый, сдабривал пашню ту он водой с крыницы небесной, а веды несли истину. И отдавала пашня каждое зерно, и в три, и в семь, девять раз больше урожай ширился, наливалось зерно, здоровое, чистое.

 Уважаемый читатель! Какое счастье испытывает человек, пишущий эту книгу, когда в двадцать первом веке его привозят к Ураковой горе, и он пешком подымается, восходит на нее, и на вершине, с которой видно, как во всю ширь льет воды величавая, вся испорченная руками и головами изгоев, но все-таки та же святая Ра-река. И как сегодня человек своим духом, питаясь своей генетической памятью, сливается с родом своих пращуров, со всеми, вплоть до Буса-Рода Белоярова, до Ария-Оседня, Яруны, до Ария Древнего. И един он с ними духом Рода Внуков Божьих. И открываются перед ним, на Святой горе, Врата Прави Небесной. И от сути этой пишется дальше книга эта, страница за страницей...

 И не всегда вернувшись в мир явный, сегодняшний, где планомерно идет тупая добыча денег, где при этой добыче каждый день многие идут на сделку с совестью (не ведая, что это сакральный язык общения с Богом) мне хочется оставаться в такой Яви. Но хочется писать то, что подсказывает генетическая память казака-патриота своей Родины... Чтобы, не навязываясь в замусоренные головы и души, человек задумался и сам сделал-вспомнил, кто он: раб или Внук Божий?

 А струг тем временем все нес и нес людей по великой реке Расенской, как и все шесть веков носило Хранителя по многим землям, весям и оселениям. Сегодня приземленный, технократически воспитанный человек скажет просто: никто не может жить шесть веков, но он, я извиняюсь, не ведает одной простой Истины, что Хранитель был Воплощением Замысла... И он жил столько, сколько было задумано в ведении Замысла Единого Высшего. Никогда народ расенский не был понятен чужеземцам. Критерии ценностей другие были... Но тлетворное влияние плесени огромное, кто ею заражен сегодня? Кто сегодня понимает, что такое идти Стезею Прави, по Пути Правому? Скажут: у меня собственная фирма, офис, ломбард, банк, куча денег, любовниц, а он откуда-то вытащил древнюю рухлядь, какие-то застаревшие слова: Совесть, Благо, Ра, Вера, Любовь - куда ведет? Куда тащит? Но пусть найдут хоть одного, хоть один «денежный мешок», человека только физиологического, который глянет в небеса и скажет: «Я счастлив!» Не ищите, даже в древние времена, в чужих землях бегал днем чудак с фонарем и кричал: «Ищу человека!» Нашел? Нет! И не найдут...

 А тут еще болезни, одна другой краше, а где от них панацея? Только-только на обманах, на сделках с совестью сделал первый миллион «баксов», только жить начал «полной» жизнью, а тут обухом по голове диагноз - онкозаболевание, метастазы пошли. Вспомнил, есть дорогие профессора, врачи-киллеры дорогие, фармацевты -такие-же-аферисты. Люди ищут панацею - будет вам, платите больше бабла -и будет вам панацея заморская, вернет вам счастье...

 Не Вернет! Вот беда-то! Рвался всю жизнь во власть, предавал друзей, шагал по головам, дорвался! Вот он, Олимп долгожданный, кормушка народная. Только хотел заорать во всю глотку: «Я счастливый!» А тут рак... «Тфу-у-у ты! За что мне такая кара?!» А за то! Есть у нас слово непонятное - поп. Аббревиатура читается - «прах отцов поправшие». Совесть попрали, желание, похоть называют святым словом - Любовь. Выхолостили душу свою. А не пора ли вспомнить, что любая болезнь - это предупреждение, когда Дух твой (дар Божий) загажен, то и болезни гам самое место, а все фармакологи будут бессильны, выход - в чистоте помыслов, чистоте речи, чистоте Души и Духа. Ах да, забыл, раньше об этом заботился Купало, да куда-то делся. А может он никуда и не девался, а ждет с Ладой заблудших сыновей своих...

 А Хранитель Араван был побудом для земель и народов своих. Да и не один он был, много ведунов будило сознание, чтобы чело ведало Бога, оттого и человеком назывались. Отклонения от Веры единой всегда были, то истуканов ставили, не понимая смысла. Но Вера, а позже любые религии были двойственными, то есть для посвященных, где ведом был весь сакральный смысл, и тайн сокровенных много было, сложных звездных исчислений Коло Сварога и Числобога. И вторая, упрощенная, для сознания простого люда. Но темным сознание народа не было никогда, почти в любом оселении были волхвы, способные в засуху вызвать дождь, благодатный для урожая, и развести тучи грозовые с градом пагубным, ведали они, как это делать. Так пусть, уважаемый читатель, хоть один физик-прагматик или метеоролог даст определение, как и за счет чего можно вызвать и разогнать тучи, а ваш покорный слуга сейчас, в двадцать первом веке, может это повторить, ведомо ему это, но только не ради праздного любопытства, пагубно это...

 Хранитель всю жизнь учил, вел, показывал, помогал родам своим жить в чистоте Духа, помыслов и тела. Тяжел, но благодатен труд был сей. И жили люди в единении с силами Божьими. Не знали, да и неведомы им были такие качества, как зависть, подлость, жадность, вранье. Чуждо это было людям расенским, потому что каждое утро встречали Pa-Светило, свет Божий ведали Ра, отсюда суть ВеРа. А в чужеродных краях их все почитали за блаженных.

 А узкий круг посвященных ведал, что каждую эпоху звездную, по Коло- Сварогу воплощался в человеческом облике Бог единый, не проявленный в мире Прави, в множестве, в сыне человеческом. Не пророки, а именно суть Бога в человеке. И наши герои держали путь увидеть и понять задачу - урок и волю Всевышнего. Давно Мудрец Браг также определил по звездному Числобогу, что Всевышний будет последовательно воплощаться на Земле каждую звездную эпоху. Но для чего Воплощение было послано на земли народа лукавого, хитрого? Хранителю хорошо было ведомо, как поклоняются народы Израиля, как вывели своего личного Бога, ведомы все хитрости сефиротов, сложенные из двух начал: сначала мужского, а за ним женского начала, в итоге одно из семи духовных, высших начал они низвели на уровень малого духа ЯхВе. И он был уверен, что новое Воплощение Странника не будет воспринято народом Израиля.

 Возле впадения в Дан Чирковой речки, на правом берегу люди в струге увидели жуткую картину. Над обрывом, на возвышенности, стояло семь столбов высоких, вкопанных в каменистую землю. На столбах висели люди, руки, поднятые кверху, опутаны вервием, но в длани и ноги были вбиты железные, кованые гвозди. Внизу, на земле, бились, плакали десятка полтора женщин. Отчаяние было в их выплаканных лицах.

 - Столбование, - молвил Хранитель. - Так они поступают с рабами, когда у них самих восстали все рабы, которые чуть не захватили Рим, возглавлял его фракийский арий - Спартак. Обманом и разделением подавили они восстание, всех пленных рабов, таким образом, повесили тысячами по Аппиевой дороге. Ведаю я, о чем глаголю...

 - Но то рабы, а здесь наши люди, из родов наших, которые вольные были испокон веков и на своей земле родной оратаями жили, - у Гордия чело прорезала вертикальная складка, добрый лик его сделался жестким, волевым.

 - Давайте струг к берегу!

 На два дня остались у Чира. Снимали людей со столбов, клали у берега. Стали возвращаться разбежавшиеся люди. Горе народа было неописуемым. Отчаяние овладело умами людей. Выяснилось, что хозяйничали старые знакомые - римляне и их прихвостни, языги.

 Пока охочие люди рассказывали народу о каре, настигшей всех поганых рамеев и языгов, Яр бегал, набирал водицу с разных семи источников, готовил взвары оздоровительные-травные из березового гриба - чаги. Гордий раскладывал костры кругом, задействовал народ, чтобы те нашли в дубравах ближних ветви омелы и свежие березовые ветви с бруньками. Всю ночь шло волхование, главное кострище показывало тремя рвущимися языками в небесах хороший знак фарр... Макошь благосклонно пряла, не прерывая нить жизней человечьих, высокие столбы дыма Стрибожьи ветра не рвали, а подымали ввысь. Чудо-действо началось с первым лучом Ра-Светила. Нужно было уловить тот первый, еле ощутимый ветерок от первого луча, с древности ведали, то дыхание Бога.

 Хранитель встретил это дыхание небесное в вытянутых руках чашей, что он с этой чашей делал до и после, путалось все в легендах, что люди позже складывали. Что важно - это то, что люди не просто верили, а знали и видели очами своими, в кого верили. Сквозь густой дым, уходящий вертикально вверх, проглядывались полупрозрачные светлые фигуры, числом семь они окружали костровое Коло...

 Яр обкладывал чело каждого погибшего ветками золотой омелы, а Хранитель окроплял чело посолонь водой из чаши, и дланью своей творил над родниками-чарами знак Сва, затем вливал в рот глоток, другой и третий и древним шепотом вещал новое Имя Внука Божьего. Закончив, Хранитель отер струящийся пот с чела, подняв изможденный лик к вышедшему Светилу:

 - Хайли Оум!!! Л

 юбо то, что три дня не прошло, тяжко тогда было бы. А после девяти ночей пряха небесная нить серебряную рвет и Велес Дух на очищение прибирает.

 - Встаньте, браты расенские, с новыми именами, родные все слезы выплакали.

 И семеро людей встали. Всеобщее «Ооох!» пролетело по толпе собравшихся.

 На Аравана смотрели, как на живое воплощение тех семи фигур - сил творящих. А он, окатившись родниковой водой, взялся за воплощение защиты родов. Все мужчины сбежавшие возвращались. И пламенная речь Аравана зажигала в их сердцах гордость за принадлежность к роду Внуков Божьих, сила вливалась в сердца пламенные.

 - Отныне каждый день разъезды воев по всей Дан-реке дозоры должны вести, костры сигнальные разложены, никакой беспечности. Ни одного грецко-ланского купца вверх по Дан-реке не пускать, соглядатаям делать нечего. Чтобы не было ни одной монеты в обиходе, ни римской, ни грецкой, - всю тактику боя с легионерами сказывал им Гордий.

 И Хранитель видел, что народ становится един, Завет Ария вливал в их души сплоченность. Семь роксоланов с новыми именами и раньше были отчаянными бойцами, а сейчас они становились старейшинами, несмотря на разный возраст, над всеми окружными воями. И глядя в их глаза, становилось понятно, что никакие римляне не смогут одолеть и взять их в полон. Оратаи без боязни должны были работать, но хлебушек должен оставаться в родной стороне. Святая Земля объявляла себя неприступной для тлетворной иноземной плесени. И по всем землям Хранитель учил развивать сознание души, которое называется солнечным сознанием. Познайте Завет истинный, и Истина сделает вас Свободными, то есть цельными.

 Уже несколько дней Хранитель сотоварищи плыл по великой Святой реке. Но народная молва обгоняла их. Отрабатывались сигнальные костры, свисты, свежие, резвые жеребцы были всегда под седлом, гонцы наготове. И многие тьмы воев могли в один световой день собраться для отпора. Сарматы готовы были допьяна напоить кровью любые иноземные легионы. Молва, переходящая в славу, обгоняла наших героев. Призыв идти Стезею Прави по Пути Правому принимался Вечностью. Уже Стрибожьи ветры несли призыв Хранителя, и люди принимали его сердцем, становились единым духовным монолитом. Гнали ромейских купцов, возвращали назад возы с провиантом, везущие добро в Пантикапей. Пару небольших ромейских отрядов, вошедших в отчие края, никто больше нигде не видел. Лишь видели нескольких обезумевших, переломанных римских легионеров, которые были насмерть напуганы и несли несусветную чепуху, что страшные скифские боги убивали их, а главный бог скифов стоял на горе, швырял молнии и страшным «хоботом» закинул-разметал их корабли. Над ними смеялись и гнали палками прочь. Но Араван ведал, что надо соблюдать осторожность. Их задача-путь должна быть тайной. А ситуация складывалась, что их слава о разгроме римлян летела на крыльях птицы Славы впереди их. Но боль об отчей земле не давала покоя, оградить свои народы от чуждой плесени и сохранить в тайне свой путь было неизмеримо сложно. Но и сторона родная, Лебединия, расправляла крылья, Гордий первый услышал, что, когда очередные римские триремы из Меотиды вошли в Дан, то роксоланы до этого заготовившие в множестве кровь земную, черную маслянистую жидкость, в множестве бесстрашно выплыли на челнах, кровь земную в глиняных кувшинах и бурдюках вылили перед собой, по течению и подожгли. Огненная река встретила ромейские корабли жаркими объятиями, лишь самые быстрые успели уйти от сакрального очищающего пламени, суть Семаргла. Изможденные гребцы взбивали-пенили волны до самого Пантикопея. Тревога и ужас объяла римские гарнизоны. Ходили самые противоречивые слухи, что страшные скифские боги идут войной по Дан-реке. Римские жрецы не выходили из храмов, моля Дыя-Юпитера о защите приморских городов. Жрецы по внутренностям животных гадали на алтарях, удержатся, не скинут ли римлян в море. Паника охватывала весь бывший Боспор Киммерийский. Железных римских легионеров потряхивало от страха, бесстрашные в бою с врагами боялись, с богами никому еще биться не приходилось.

 А Хранитель все яснее и яснее понимал, что по Дану они проплывут до Меотиды, а дальше по Синему морю вряд ли пробьются до далекой Иудеи, тем паче она была завоевана и стала римской провинцией. Хранитель все больше молчал и думал, когда останавливались у брега, он подолгу чертил на речном прибрежном песке. Яр был всегда рядом, и он объяснял ему, чертя круг, через него полосу, показывал, как измеряется длина по отношению к кругу, чертил числа и это оказывалось сакральным ключом к пониманию тайного смысла всех языков и измерений. Дальше Хранитель чертил полуокружности, выгнутые и, наоборот, вогнутые сферы, углы лучей и древним шепотком ведал тайные измерения. Яр тоже надолго задумывался, топорщил свое чело и начинал считать, ивовой веточкой выводил на песке лучи и углы, соотношение чисел. Долго мыслили они, Гордий их не касался, отрабатывал в сторонке виртуозные движения. Наконец Араван молвил:

 -- Плывем до устья Дана и там выходим на левый берег. Будем сворачивать меру дальнего пути.

 Последние его слова показались всем загадочными, хотя никто толком ничего не понял. Лишь молодой котенок Баюн, почти всегда сидевший на плече Яра, всепонимающе глядел не мигая. Луноглазый любил смотреть на облака, а ночью - на звезды, не мигая, и казалось, читал там то, что не ведомо людям. Глядел он и на уплывающие берега, там зеленел приветливо и свежо дикорастущий терн, около него буйно кучерявилась повитель, желтела поздняя сурепка, колосился овсюг и зернистый пырей, на берегу лежали старые, обветшалые, никому не нужные челны, снизу доверху оплетенные приветливыми синими вьюнками. Кое-где возили хлеб, работали на молотьбе, собирали богатый урожай с полей. В небе звенели жаворонки.

 День был погожий и сухой на диво. По берегу ветер носил мякинную пыль, сладко пахло обмолоченной ржаной соломой, светило грело немилосердно. Но уже во всем чуялось, что лето пошло на убыль. На выгонах тускло белела отцветшая сизая полынь. За Дан-рекой прояснились далекие горизонты, а от ближнего оселения, от садов резче давило знатным яблоневым запахом. Над опустевшим шляхом появились, закурлыкали первые журавли.

 - Ну что, и нам пора вослед за журавками, - молвил Араван. И он долго прищурившись смотрел на старшого, что стоял у кормового руля.

 - Что, Хранитель, не так, ты как насквозь меня проглядеть хочешь?

 - Чтобы ты насквозь прозрачный был, о нас Купало заботится, заботится он о чистоте души и помыслов, и тел наших, чтобы мовь очищающую творили и утром, и на вечерю. А мы сколь плывем по Свят-реке, ты этим пренебрегаешь. Может, чуешь, что за собой?

 - Да я, Хранитель, ммд...

 - Иди со мной на сторонку.

 Хранитель уперся ему взглядом в очи, старшому стало так неуютно.

 - А вспомни, вольник, прошлые малые овсени, добычу вы дуванили с братами, охочими с налету. Ну... все упомнил? А серебряную уздечку ты умыкнул у ближнего... ну... в очи гляди. А до этого, когда другой близкий был в походе, удовольствие затеял с его женой?! Это как? По Кону вольному, среди своих - за это только в куль и в воду! Очищай и кайся с сего дня водой, Купало позаботится о чистоте души и помыслов, а уж о теле сам позаботишься. Не думай, что тайные умыслы твои - это тайна, это невежи не видят в очах ничего, сиюминутное может вовлечь твою душу на путь изгоя... Араван протянул свою длань и сжал пальцами чело по вискам:

 - Очищайся, пробуди свет в себе самом, а низменное вбивай сапогами в землю и будь истинно вольником - Внуком Божьим...

 Хранитель, глядя в очи, произнес несколько чисел.

 Вольник стоял ошеломленный, но свет стал протекать из глуби очей его. Он кинулся снимать одежу, а затем вбежал в воды прибрежные Свят-реки.

 - Руку правую омывай, она же у тебя сохнуть третьего месяца начала, омывай и душу, и помыслы.

 А вольник с головой окунался яро, как бы соскребывая с себя все низменное, в чем измарался в прошлых делах, плескался долго-долго. И стал он выходить на брег, захлебываясь, причитая:

 - Божий! Божий! Святый Божий! Хранитель, всю ржу с меня смахнул зараз, камень с души скинул. Святый ты, всех человеков сквозь видишь. За тебя жизнь положу...

 - Успокойся, жизнь свою клади на благо рода своего и земли нашей, Лебединии, а жизнью не раскидывайся, она Сварге принадлежит... Да давайте собираться, плыть пора, к утру к устью добраться надо. В путь!

 И опять струг нес людей по водам Свят-реки. И закат, расцвечивая опаловые облачка в различные тона пурпура, опускался на волны, играя и отсвечивая мириадами загадочных искорок.

 Наступили сумерки, вожак из вольников с кормы пересел на весла, радуясь, что сохнувшая рука приобрела прежнюю живую силу и мышцы вновь играли. А Араван, сидя на носу струга, задумчиво вглядывался в первые звезды, еще бледные, едва проступившие на небосклоне, он что-то высчитывал, только ему ведомое.

 Вот уже и луна разлила свой призрачный свет, дорожка, чудно выплясывая, разливалась-вилась по черным волнам. Тихо-тихо зажужжала веретеном небесная пряха, спрядая серебряные нити, чудно их сплетая друг с другом. И все, что на небесах, то и внизу, сплетались людские дороги и часто, как и нити, расходились, а бывало Макошь так спрядала нити серебряные, что и люди торили свою дорогу до конца вместе. А звезды таинственно мерцали. Семь творящих сил благосклонно смотрели на Хранителя и его спутников, и воля их помогала торить дорогу им.

 Струг приблизился ближе к правому берегу, появился широкий тихий затон, окруженный ивами. Вдруг над водой послышалось тихое, тонкое, заунывное пение, кот Баюн выгнулся, вперив свои лунные очи в темноту, легкий туман стлался над водой. И тут все увидели: на далеко выступающей над тихой заводью сломанной березе сидела призрачная женская фигура. Длинные белые одежды, сливаясь со светлыми, с зеленоватым отливом волосами, свисали до самой темной воды. Лик девушки был неестественно красив, утонченно бледная, она казалась неземной, струящейся. Когда лунная стежка упала на нее, освещая, очи ее оказались такими манящими, глубокими, магнетически притягивая к себе, гребцы оцепенели. Песнь ее зазывно завораживала, руки ее с тонкими пальцами протянулись, чарующе заманивая. Вольники все напряглись, сглатывая слюну, а старшой дернулся спрыгнуть с борта, очи его видели только ее, и больше для него ничего в мире не существовало.

 И тут над гладью речной прошелестел древний шепот Аравана:

 - Стой! Краса русальная, дивна ты и твои сестры, чтим мы и Хозяйку лунную, не оморачивай нас, по кону Велеса плывем мы, по Коло Сварога живем и от Макоши кон-удачу имеем, полюбуемся красой твоей неписаной, и поплывем далече...

 Дева склонила голову ниже, и еще печальнее полилась ее песня. А гребцы ожили, сбросив оцепенение, ударили веслами о воду, поплыли, но долго еще за спинами слышалось жалостливое пение. Охочие люди долго еще отходили от наваждения, а потом стали посмеиваться, да нахваливать деву водную. Старшого подначивали, что если бы не Хранитель, то уплыл бы, оженился на русалке, Хранитель мудро глядел на вольников:

 - Оженился бы ты, но до утра был бы перед Велесом в Нави, а спешить тебе пока рано туда, краса девы только видимость...

 Дальше остаток ночи плыли спокойно, раз только на реке вздыбился огромный бурун, и раздалось утробное урчание.

 - Дух-то реки забаламутился.

 Хранитель сделал возлияние сомой-сурьей, воздал несколько жменей пшеницы сарматской:

 - Прими как благо во имя Сварога и от Внуков Божьих.

 Река как-то сделалась родней и приветливей. Когда небо засерело, старшой из вольников молвил:

 - К рассвету будем у устья, на Меотское синь-море выйдем.

 - Давайте к левому берегу, у поворота реки на холме дуб древний, там и пристанем. Оттуда Аз-место начинается и эта земля сыра Святая для всего рода расенского.

 Струг легко врезался с набежавшей волной в песчаный берег. Когда Гордий достал серебро, чтобы отблагодарить охочих вольников, те так громко запротестовали, лопотали, пока не взял слово старшой:

 - Вы для нас Святый побуд, очи открыли к Стезе Правой, хоть и не сказители мы, но и детям, и внукам сказывать будем, как Хранитель Прави нес Чистоту и Силу Божию, как ромеев и нечистых языгов с землей смешивал. Благо великое для нас, что хоть в чем-то вам помогли...

 - Ну, вольники, пусть благо будет вам в пути.

 - А вот благо, Хранитель, из твоих уст нам в самый раз, в устье ватаги наших собираются, ты уж позволь, поплывем мы к Боспору, пощиплем перья у ромейских петухов.

 - Ох, вольники! - Араван хитро усмехнулся. - Вам удачу попытать никто не указ, на то вы и охочие казаки, здесь с древних времен Аз земель наших, и побережье наше было еще до Ария-Оседня, чистоту Прави только в своих рядах держите. Все! В добрый путь!

 Струг вскоре скрылся по направлению к дельте. А за Дан-рекой прижилась и разметалась тихая, ласковая погода. С легким шелестом начинали опадать подсохшие листья. Кусты шиповника стояли, будто объятые пламенем, и красные ягоды в зеленой листве их пылали-острились огненными язычками. Всепобеждающий терпко-горький запах исходил от огромного древнего дуба и заполнял редкий лес и весь берег. На живой траве, в тени лежала роса, блестела посеребренная ей паутина, под сплетением ползучих ветвей искусно прятались дымчато-сизые зрелые кисти ежевики. Только деловитое постукивание дятла нарушало тишину.

 Молчаливая, строгая красота дуба умиротворяюще действовала на всех. Яр случайно оглянулся на заводь и увидел в прозрачной воде темные спины крупных сазанов, плавающих так близко от поверхности, что были видны их плавники и шевелящиеся багряные хвосты. Их было штук семь. Они иногда скрывались под зеленыо кувшинок и снова выплывали на чистое, потом враз все выпрыгнули, изогнув на первых лучах солнца мощные золотистые тела, и громко шлепнулись о зеркальную гладь затона.

 - Добрый знак! - молвил Яр.

 Все трое жадно вдыхали терпкий запах увядающей листвы, глядели на далекий горизонт, повитый голубой дымкой, на дальние перелески на той стороне реки. Неподалеку стоял клен. Несказанно нарядный, он весь сиял под первыми лучами, и раскидистые ветви его, отягощенные пурпурной листвой, были распахнуты, как крылья взлетающей с земли сказочной птицы Сва. Наши герои долго любовались им, а потом повернулись к дубу.

 Перед древним, могучим дубом лежали снопами колосья пшеничные.

 -- Благо то, что почитают тут древнюю троицу: Дид - Дуб - Сноп. Это позже Всевышний явил Новую Троицу: Сварога - Перуна - Святовита. Но многие расторгнутые умы не могут понять, что Сварог и Перун - есть в то же время и Святовит. Тайна сия велика есть.

 Вот Дуб подхожу к тебе и всем Духом чистым чую Правду Божию, сколько сотен лет к тебе притекали роды расенские и ваны, и асы, а сейчас, гляжу, и сарматы чуют Правду сердцем. Больше всего мне, мои близкие, хочется, чтобы все народы и роды человеческие собрались на святых местах, отреклись от своих злых деяний и притекли к добру. Когда же это произойдет, божьи дети обнимутся и восславят Всевышнего. Это желание Всевышнего, а наше дело помогать торить дорогу к его замыслу. Сегодня нам предстоит тяжкий труд, особо ты, Яр, запоминай каждую мелочь, чтобы все сумел повторить самостоятельно, ведомо мне, что на твои века в Яви наступят Лютые времена, а меня уже не будет рядом. Сегодня ночью будет полная луна, и мы увидим соприкосновение оси Стожара и небосвода. Сия гора-ось видна лишь духовными очами. Сама же точка соприкосновения видна и простыми очами - эго Полярная звезда. Сегодня ночью, Яр, ты лучше узнаешь законы Неба, как движется Земля, Солнце и звезды, увидишь ось, вокруг коей вращается само Небо - Колесо Сварога. А пока давайте обнимем дуб, сил от него наберемся, а потом полежим-поспим под ним, в серпень-святовитень земля еще теплая. Поспим, оберег примем на себя от Дида - Дуба - Снопа, а в полдень дорога нам предстоит особая - призрачная, в другое пространство. Для всех непосвященных такие места называются блудными, путники исчезают иногда на миг, а иной раз навсегда. Для всех эта дорога в никуда, но я ведаю, и вы узреете, как сворачивается Мера пространства и времени.

 Лучик шаловливо пробился сквозь густую листву величавого, тысячелетнего дуба-великана и сурицей заскользил-заплясал по губам-ноздрям Яра, и лучезарно дернулся по закрытым-спящим очам. Яр дернулся, чихнул, вертя головой, как от наваждения, вскочил, увидев рядышком корчагу со студеной водой, наскоро ополоснулся, взгляд стал принимать осмысленный, но в то же время восторженный вид. Яр поднял очи и что-то внимательно высматривал в листве, стал затейливо высвистывать птичьи трели. Все птички певуньи отвечали ему мелодичными перепевами, но он высматривал ту птицу, которой не было в густых узловатых ветвях, не было, сколь Яр ее ни высматривал, ни высвистывал. Но она была... И Яр это ведал. Проснулись от этого свиста и Араван с Гордием. С легким недоумением смотрели, как Яр таращится на крону дубравную, а кот Баюн кругами носится вокруг дуба, луноглазый всматривался в густую крону, кончик его хвоста нервно подрагивал, но лезть на дерево он не решался.

 - Яр?! Что тебе померещилось? Здесь, в Лукоморье, бывает дела чудные творятся. Люди здесь несведущие, оморачиваются...

 - Да нет, Диду, не привиделось. Я спал, как и вы, но это не был сон, я затрудняюсь это объяснить, но видение было, явилась птица вещая Гамаюн. Я ее спрашивал, и что она поведала, я все слово в слово помню, хотя я начинаю понимать язык птиц и зверей, но она говорила-ведала человечьим языком.

 - Яр, это Лукоморье, места заветные, в Тавриде у Медведь-горы в заветные времена Асила-Велес обручивался с любой Азовушкой, а затем сюда они прилетели, облюбовали на долгие времена эти места. Так что? Про Велеса из Сварги птица Гамаюн поведала?..

 - Да, изреку слово в слово, что птица поведала, ничего не скрывала.

  «Как в те времена изначальные, в те эпохушки стародавние над Землею властвовал Велес, в Небесах же правил сын Змея Дый. И была вражда меж богами. И на Небо явился Велес, в Пекло свергнул он бога Дыя. И на крыльях его орлиных вновь спустился на Землю-Магь.

 В Пекле Вий сказал брату Дыю:

 - Ты хозяин Неба, Седунич! Как же Велес, Земли властитель, одолеть сумел сына Змея?

 - Было Вышню сию угодно! Но придет и иное время! Повернется Сварожий Круг!

 И разжег Вий пламя подземное, и прожег он ход во Сырой Земле. И поднялся в том в дыме-пламени Дый на Землю-Матушку вновь. Тут драконом он обернулся и в свои чертоги вернулся.

 И встречали Дыя слуги и супруга Лунная Дивия вместе с дочкой, прекрасной Дивой, с сыновьями - Чурилой, Индрой. И в Диверии той богатой был устроен великий пир.

 В небесах догорала зорюшка, разгоралися часты звездочки...

 В горах и долах Диверии буйны ветрушки расшумелись и дубравушки приклонились. То езжали по горным кряжам Велес мудрый и Крышень-млад.

 Велес Крышню тогда рассказывал, так младому богу говаривал:

 - Как малым-мало ныне мне спалось, да во сне, старому, предвиделось. Будто в темной ночи разожгли огонь, подо мной разыгрался буланый конь. Налетели тут ветры буйные с утренней стороны и срывали шапочку черную со моей седой головы.

 Младый бог Крышень догадлив был:

 - То не ветрушки расшумелись, не дубравушки преклонились - прилетела то птица Сирин... Знать, окончилось время Велеса - повернулся Сварожичий Круг!

 Тут навстречу Крышню и Велесу вышел Пан, могучий сын Вия. И сказал он так богу Велесу:

 - Дый на пир тебя приглашает! Позабудем обиды старые, выпьем чару мировую!

 - Не ходи! - Сказал ему Крышень. - Дый лукавый тебя обманет!

 Снова Пан обратился к Велесу:

 - Наварили мы меда, пива и бузы великие бочки. Для тебя быка закололи. Был тот бык настолько громаден, что в тени его отдыхали сто обычных коров с быками!

 - Не ходи! - снова Крышень вскрикнул. Н

 о Пан Велесу слово молвил:

 - Будут пляски у нас и пенье! Приходи же к нам чудный Велес! Без тебя какое ж веселье?

 - Не ходи! - вскрикнул снова Крышень.

 И сказал тогда Велес Крышню:

 - Слышу музыку я и песни, и огни я вижу во мраке! У меня на правой лопатке Лелей выжженное тавро. Это значит, что не могу я избегать застолья и пляски!

 - Что ж, иди! - сказал ему Крышень. - Видно так положено в Прави. Я останусь, коль ты уходишь. Я уйду - вновь вернешься ты. После ночи настанет утро!

 А в чертогах сына Седуни пировали детушки Дыя - Дива, Индрик и сам Чурила, вместе с ними все дивьи люди, также гости из царства Вия.

 - Велес едет! - они кричали. - Мы в честь гостя устроим пляски! Привяжите его коня! Дайте гостю с бузою чару! И вводите-ка в хоровод!

 Но ответил им мудрый Велес:

 - Сам коня привязать сумею, в хороводушек сам пойду. И найду, с кем в пляске кружиться.

 Велес сам вступил в хоровод. И пустился в пляс. И по кругу Диву Дыевну закружил.

 - Отпусти-ка ты Диву Дивную! - так просили Велеса гости.

 - Не могу! - им Велес ответил. - Жжет лопатку мое тавро...

 И воскликнула Дива Дыевна:

 - Отпусти меня! Ты погибнешь, коль меня сейчас не отпустишь!

 - Пусть погибну! - ответил Велес. - Я уйду и вернусь вновь, коль на то будет воля Вышня!

 И сказал тогда Дый Седунич:

 - Между нами Медведь явился! Он погибнет от тяжких ран! Пусть помчатся за ним Собаки по Земле и по небосводу!

 Так сказал тогда Велес Дыю:

 - О, Слуга и Противник Бога! Ты царь навий и привидений! Ты - прибежище падших душ! Ты познал тщету и величие Мира, созданного Сварогом! Искушаешь ты наши души. И приносишь освобождение от оков материи бренной! Ныне твой наступает час! Ты и мне возвратишь свободу! Единение с Вышним Богом!

 И сказал ему сын Седуни:

 - Я - Секира в руках у Бога! Повелитель Кривды и Зла! Но свершаю я лишь благое. Ведь без Тьмы не бывает Света, и без Смерти не будет Жизни, Правды нет - если Кривды нет! Так положено Вышним в Прави!

 И сказал тогда мудрый Велес:

 - Каждый должен пройти свой Путь. Предначертанное свершится, как свершалось оно и прежде...

 И тогда подносили Велесу чару с ядовитой бузой, что была отравлена Дыем, влившим в чару ослиный мозг.

 - Выпей, Велес, за нашу дружбу!

 Выпил Велес и пал на землю. Горло Велеса посинело. И тогда служители Дыя положили его в колоду и спустили в пещеры Вия...

 А в Тавриде рано-ранешенько Лебедь белая пролетала, и роняла она белы перышки... То не просто была Лебедушка, пролетала там свет Азовушка.

 И молила Азова Вышня:

 - Боже Вышень наш Всемогущий! Дай мне, Вышний, ключи от Сварги! Чтоб пройти через Ирий в Пекло и найти там милого друга!

 И услышал Вышний молитву. Дал Азове ключи от Сварги и открыл ей вход в царство Вия. И прошла Азова ворота. И перед троном Вия предстала.

 - Ты верни мне милого друга! Дай услышать вновь его песню! Нет той песни для сердца слаще... И запела она печально:

 И холодное сердце Вия разгорелось от этой песни, на глаза навернулись слезы:

 - Пусть откроются все пещеры! И отворятся все врата, если Велес твой голос слышал...

 И раскрылись пещеры Вия. И явился на звук той песни Велес из далеких пещер:

 Я твой голос в ночи услышал

 И увидел пламя свечи...

 Я из тьмы на твой голос вышел -

 И молю тебя:

 Не молчи!

 Пусть сорвались с привязи кони,

 Над обрывом храпят в ночи...

 Кто-то Черный сидит на троне...

 Я прошу тебя:

 Не молчи!

 И зерно стремится на волю!

 Не иссякли еще ключи!

 Вновь я буду вместе с тобою.

 И молю тебя:

 Не молчи!

 И пошли они по пещерам и залам каменным. Где ступали ножки Азовы -там алмазы рассыпались. Ну а где прохаживал Велес, злато-серебро растекалось. И явился ход перед ними, и вдали почудился свет, только дальше дороги нет...

 И раздался голос Всевышнего:

 - Здесь раскрыта Азов-гора, и Азовушка может выйти... Только Велесу предстоит одолеть иные ворота и чрез многие поколенья обрести второе рожденье...

 Но Азовушка так сказала:

 - Не оставлю я сына Рода! Воля мне без него - неволя. Здесь остаться - вот моя доля!

 - Будь по-твоему... Но послушай! Год за годом травой растет, век за веком рекой течет. И Сварожий Круг повернется, и придет к горе Сильный Муж. Крикнет имя дорогое и на свет тебя позовет. Это будет иное имя, но его ты тотчас узнаешь, станет имя то твоим. И умрет тогда Старый Велес, и родится вновь Молодой. Ты ж из тьмы иди к Молодому!

 Прозвучали сии слова, и замкнулась Азов-гора».

 - Да, Яр! Гамаюн - птица Всевышнего, появляется она только перед посвященными, с чистым духом. И здесь загадка, с какой целью поведан был этот очень древний сказ, мне он ведом, но только в общих чертах, а ты, Яр, обязательно его запиши сакральной буквицей, веди запись, ей потом место будет в тайной пещере, в коей ты три дня познавал соль земли. А места Велеса - вот они! И к горе этой мы пойдем по Лукоморью... - Хранитель крепко задумался.

 Вдруг шелест и треск дубовых ветвей нарушили тишину. Громкое хлопанье огромных крыльев подняли легкий смерч из сухой дубовой листвы, все закрутилось, ушло ввысь и растаяло над Свят-рекой. Кот Баюн остановился, провожая лунными очами ему только видимую птицу Всевышнего.

 - Вот и улетела Гамаюн-птица, видно, что в Яви она была, и Вышний готовит нас к пути, - молвил Яр.

 Араван молвил:

 - Путь нам предстоит нелегкий, на границе из Яви в Навь, Гордий, разожги костер, подготовить тела нам надо.

 Работа закипела, и вот уже полыхает яркий костер, потрескивая, рассыпая искры. Хранитель тем временем достал из сумы черный обоюдоострый нож скрамосакс, положил самый край острия над рдеющими углями.

 - Давай, Гордий, начнем с тебя, ложись на травы, а ты, Яр, садись рядом и запоминай, это не банное удовольствие, а возбуждение древа жизни, коим и является хребет-позвонок, все думают, что ум только в голове, а в позвоночнике мозга столько же, только назначение у него другое...

 У человека с ведическим сознанием мудрые пальцы, как и все длани, этими пальцами человек может одним нажатием парализовать, лишить памяти и даже убить, но это не их путь, а длани у Аравана были именно такими, это был не слепой массаж, который практикуют нынешние дипломированные мастера, зарабатывающие на этом большие деньги. У Хранителя это было действо священное, пальцы его были то нежные, ласковые, то гранитные, продавливая и возбуждая все нервные центры, он готовил жизненное древо к принятию сакрального пламени, вибрирующие движения. Растяжки расслабили позвонки, и жесткие нажатия в крестец, у основания спины, разбудили импульсы жизненных сил. Гут Араван быстрым движением выхватил с углей черный клинок скрамосакс, и точный укол раскаленного металла заставил Гордия вздрогнуть и дернуться всем телом. Но мягкие движения снизу вверх, повторяющие распускание цветка, заставили зарождающееся внизу сакральное пламя идти вверх и оживля гь-распускаться все древо жизни.

 -- Яр! Смотри, человек - как дерево, но корнями вверх, получая энергию от светила, а суть - семь сил от Отца сходят в самый низ, мы разбудили нижний огонь - это вихревая змееобразная сила идет по трем каналам, зажигая-открывая семь дверей. Огонь есть кровь. Здесь Яр - тайна. История человеческой души написана в его крови, в этой книге можно прочитать о всех его воплощениях... Вставай, Гордий, почуй новое просветление, без этого действа мы могли бы потерять свои тела на том пути, какой нам предстоит. Давай, Яр, ложись, а после, когда ты почуешь крылья за спиной, достань воон с тех ветвей, где сидела птица Гамаюн, три ветви золотой омелы, они нам помогут путь очистить... Только омелу железом не срезай, а вот златый серп. И на землю не клади, а разверни белую ткань, в нее завернешь, сейчас как раз шестой лунный день, омела силу набрала, вообще самая сильная омела в день Бога единого, но это случай особый - подарок от птицы Гамаюн.

 Яр стремглав ловко забрался на древний дуб, скрылся в огромных нижних ветвях, громким радостным криком возвестил о находке. Араван с Гордием натянули белый холст в руках. И одна за другой на него упали светло-золотистые ветви...

 Яр спустился, и с отцом смотрели, как Хранитель, древний годами, выкатывался-выкручивался на травах лукоморных. Гибкости его мог позавидовать Гордий, да что там Гордий - кот Баюн таращился и навряд ли мог повторить гибкость и все те волчки, что выкручивал Хранитель, возбуждая в себе древо жизни.

 Действо закончилось, и Яр, глядя на крону дуба, молвил:

 - Гляньте, дуб святый - он живой, я слышу его молитву о нас. И ветви его, как длани простерлись и развернулись к светилу. Дуб нам сам торит путь- дорогу и омелу дал золотую, ведаю я - любое зло темное она гонит прочь, и духи темные бегут от нее сломя голову. А тут еще перо в ветвях я нашел, глядите...

 Перо действительно было необычное, неяркий, но какой-то тихий лучезарный свет мягко струился от оперенья.

 - Да, Яр, такой дар нужно беречь пуще зеницы ока. Ну, вроде все приготовления закончили, ждет нас путь по грани нави. Давайте все вместе обнимем этот Дуб Велеса, и всю свою волю включите, чтобы огонь прошел по древу жизни вашему, зажег все чары и соединился через длани с Дубом, соедините свою силу с силой Велеса. Только чтобы сила воли была чистой, если в помыслах только мелькнет зло, вас постигнет безумие...

 Яр потом вспоминал ни с чем не сравнимые ощущения. С бешеным ревом, похожим на гул водопада, поток жидкого света вошел в чело из спины - древа жизни. Он пережил потрясающее чувство: будто он выскальзывал из своего тела, окруженный ореолом света. Тело, казалось, отдалилось на некоторое расстояние. Яр находился в полном сознании, без очертаний, погруженный в море света, в состоянии счастья, которое невозможно описать.

 Жар-благо истекал из рук их. И все втроем, взявшись за руки, они обошли дуб и вышли на дорогу-путь.

 Хранитель наставлял:

 - Избранный должен использовать дар мудро, а не легкомысленно и никогда для личной цели. При длительном использовании он развивается так же, как мускулы. Чем больше вы будете работать над ним, тем больше будете получать. Все, что вы будете видеть, относится к рассвету времен...

 Сознание Яра освободилось от своих громоздких «одежек», будто прозрело, утрачивая некую туманную дымку физического мира и смутность, как сновидения остались позади. Ощущения стали яркими и живыми, даже более «реальными», чем в будничной жизни.

 Дорога перед ними вилась-змеилась, но она была какой-то призрачной, для обычных людей это была дорога в «никуда», для людей со злым сердцем - это был путь к безумию. Но наши путники шли по ней, и Яр не мог понять, под ногами он не чуял тверди, пыль земная клубилась, как призрачный туман, дорога выходила за грань реального...

 Вот в тумане появились камни, выложенные спиралями, Араван молвил:

 - Камни выложены теми же сакральными знаками, что и у нас от гор Ушей до горы Лба. Суть очищения та же. Так что идем-закручиваемся по ним все вместе.

 - Хранитель! А кота почему ты не подготовил, не исчезнет он никуда?

 - Яр, кот - это самое необычное животное, он в потусторонний свет заходит просто так, в мире Нави он как дома. Когда человек меняет меру жизни, то первый кто его встречает на том свете, это его кот.

 В дрожащем мареве стала проявляться гора. Камни дорожками закручивались по ее склону, места лукоморные были столь необычны, что невозможно было сфокусировать зрение, а вершина была особо размыта, и как бы дрожала-вибрировала, растворяясь в мареве. Долго ли коротко ли подымались наши путники, но когда добрались до вершины, солнце опускалось к закату. Вершина была столь диковинна, огромные камни-скалы стояли друг на друге, чудовищное нагромождение пугало-завораживало. Но если внимательно присмотреться, то проглядывался потаенный порядок: камни из лабиринта переходили в круг, шагов в шестьдесят в диаметре, камни были различные, некоторые мегалиты достигали трех-четырех ростов человека. Сверху их соединяли плоские глыбы. Хранитель осторожно с золотой омелой в руках вошел в кродо-круг. В середине ровной круглой чашей дымился призрачный водоем, туманная мгла вилась, образовывая чудовищные щупальца, которые тянулись, изгибаясь, светясь неестественным фиолетово-сумрачным светом. Гордий, вошедший следом, мгновенно выдернул свой чудо-акинак, молнию черную, кот Баюн зло зашипел, выгнув спину, Яр, выставив вперед ладонь, выскочил вперед. Щупальца натолкнулись на преграду, издали такое жуткое шипение и пошли бешеными малиновыми вспышками. Хранитель вытянул вперед золотую омелу и голос его пошел с такой вибрацией, что заломило в ушах:

 - Ооуумм!!! Бардо-тхедол, победители мирные и гневные, иллюзию верните в Навь, в котел темный Вия. Семью творящими Силами Духа Божьего заклинаю темные иллюзии в Навь! А нам, Внукам Божьим, оставьте Свет-Ра Божий.

 Все марево исчезло и растворилось, и ясно озерцо открылось во всей своей первозданной чистоте. Но хранитель не отступал:

 - Люблю и почитаю силы водные, с их купалиями, очищением, сокровенной мудростью и памятью, присущими ей, суть Купалой заклинаю, силы водные, разойдитесь-расступитесь, сокровенное дно обнажите. Да будет так! Хайе-Оум!

продолжение >>>